– Оно сделалось гладким, как пруд, друг. И корабль перестало качать. И приплыла целая куча рыб, чтобы полакомиться жиром, и тут бы порыбачить на славу… Но приплыла ещё одна рыба. Да такая могучая, что с ней рядом и самые огромные акулы казались не крупнее килек. Приплыла она, повела своим носищем –
Дейви булькнул от смеха, не открывая глаз. Его тело расслабилось и слегка вытянулось, руки раскинулись ладонями вверх. Рыболовный крючок так и лежал на его ладошке, впившись в плоть. Куилл продолжил гладить его по волосам.
– Ну, наместник от испуга аж поседел и постарел лет на тридцать. Он поставил парус, и корабль понёсся вперёд – а кит-то не отстаёт! До самых Оркнейских островов за ним плыл, пока наместник не додумался перерезать верёвку и отдать чудищу лакомство. И знаешь что? С того самого дня и до сих пор наместник Владыки никогда не начищает башмаки жиром – боится, что кит его учует и вломится ему в окно.
Шум ветра снаружи стал напоминать шелест дождя, а потом – шаги проходящих мимо гигантов: моряков в длинных морских накидках или женщин в синих платьях и красных косынках.
Куилл вытащил остриё рыболовного крючка из ладони Дейви. Мальчик совсем не почувствовал боли.
Ритуал
Когда на Хирте кто-то умирает, поднимается плач на весь остров, останавливаются работа и игры – останавливается всё, потому что все возвращаются по домам. Утрата словно делает всех меньше.
Куиллиам вышел наружу и издал такой звук, какой, должно быть, издавал Фернок Мор, когда лодка отчалила от берега, оставляя его на произвол судьбы. Это был даже не крик, но рёв более древних времён, когда ещё ни одно животное не возвысилось над другим, а люди ещё выли на луну наравне с волками. Даже дождь распознал этот звук и прекратился.
Внизу, в Средней Хижине, мужчины и мальчики наконец смогли отправиться на поиски двоих пропавших в бурю. Они рассредоточились по склонам Стака, зовя и свистя, будто подзывали своенравных овчарок. Никто не видел вздымавшегося в небеса величественного сигнального огня – полуминутного триумфа Куилла.
Но Мурдо знал, куда Куилл направлялся – искать страницы из Библии в ските Кейна. Так что он первым подобрался к Верхней Хижине, первым услышал весть о смерти Дейви.
В тот же самый миг он начал спускаться обратно.
–
Но у Мурдо не было желания видеть, а тем более трогать мёртвое тело. И кроме того, за ужасом из-за смерти Дейви быстро последовала мысль: на его месте мог быть он, Мурдо. Если бы
Куилл к этому выводу пришёл много раньше. Если бы он не сделал Дейви «Хранителем», не выдумал эту глупую игру и не наделил запасной крючок нелепым волшебством, или если бы он просто согласился пойти порыбачить заодно с поиском знамений, как Дейви и предлагал… Изгнание было меньшим из того, что он заслуживал.
Кеннет притащился в Верхнюю Хижину, потому что он никогда не видел мёртвых «кроме стариков в своих постелях». Увиденное быстро остудило его любопытство. Он притворился, что вид мёртвого тела оказался не таким ужасным, как он рассчитывал, и, углядев под телом птиц, начал вытаскивать их и засовывать себе за пояс, чтобы отнести вниз. Ему не терпелось уйти.
Верёвку принёс Донал Дон и как-то изловчился привязать тело себе к спине и снести его вниз, как раньше носил многих раненых птицеловов. Его сломанная рука была привязана к груди, чтобы он не пытался ничего ею хватать, тянуть и тащить. Так что казалось, будто он несёт не только ребёнка на спине, но и младенца. Когда они с Куиллом спускались, мужчина издавал горлом странные, нечленораздельные звуки – не то от горя, не то от напряжения, не то от боли. Его лицо казалось высеченным из камня, так что сказать наверняка было невозможно.
– Был ли корабль, мистер? – умоляюще спросил Куилл. – Думаете, он нас видел? Думаете, был корабль? – Но Дон уже не верил Фарриссовой версии событий. Если корабль и был, больше его никто не видел, или, подобно китам, он проплыл мимо и о застрявших на острове птицеловах и знать не знал. Его молчание подтвердило, что смерть Дейви была напрасной: она не послужила никакой цели.
В Средней Джон попросили поплакать и поголосить, как того требовали традиции, поскольку в этом ритуале женщины намного превосходили мужчин. Но Джон провела столько времени, подавляя свои девичьи инстинкты, что причитания никак ей не удавались.
Никто не стал мешать Юану, громко и грамотно промолившемуся целый час.