Где мы – там победа!

– Подожди, а Ромка тогда почему тяжело перенес? Он же вообще полевой хирург, значит, более эмоционально устойчивый.

– С Романом видишь как получилось… Ему в тот раз Ольга ассистировала. Осколочные ранения, задето легкое, осколок вплотную к сердцу. С легким он разобрался четко и быстро, начал работать с осколком, который сидел возле сердца. Ты и сам в документальном кино видел – хирург во время операции редко на кого-нибудь смотрит. А тут он на Ольгу взглянул, хотел попросить проконтролировать что-то. Вот его и накрыло.

Он потом сам говорил, что начал уплывать, а ведь уже ухватил осколок. Рука дернется – умрет парень. Так что он операцию до конца довел, разрезы зашил и просто упал. Но, падая, на Ольгу смотрел. По этому взгляду она и сообразила, что случилось. Сумасшедший был взгляд. Он процесс воссоединения прошел в полном сознании! Единственный из всех. Две недели она его выхаживала. Все время была рядом, днем и ночью. Верховный приказал их не трогать и никому постороннему к ним не входить. Потом она приходила к Ромке каждый вечер, а недавно эти двое поженились. А свадьбу зажали, сказали, дома отгуляем.

Дома. Я покачал головой:

– А ты уверен, что мы вернемся домой?

Медведь взглянул на Кита. Похоже, у них есть какое-то общее воспоминание, которого у нас, всех остальных, нет. И похоже, что оно хоть и не самое счастливое, но очень много для них значит. Ответил мне в результате этих переглядываний Кит:

– Понимаешь, Юл, мы ведь с Мишкой уже возвращались.

– Что-о-о?

– Ага. Встретились в будущем, точнее, в нашем времени. Только это сложно. Я тебе уже говорил, что у нас все проходило в два этапа. Получилось так, что мы вроде как погибли. Я имею в виду здесь. Я в бою получил прикладом по голове, а потом еще и пулю в грудь поймал. Мишка человек штатский, хоть и играет в войну всю жизнь, так он умудрился удариться виском об угол тумбочки, на которой телефон стоял. Меня долго везли в госпиталь, думали, не доживу. Его телохранитель нашел, и тоже, пока вызвали карету, пока доставили…

А очнулись мы оба в больнице. В нашем времени. И помнили тоже за двоих, но как-то странно. Вот мы с Мишкой соседи. Учились в одной школе, но он на два класса старше. А я был уверен, что мы одноклассники. И не только с ним, с тобой, с Ольгой, с Романом, с Сашкой. Да со всеми. Представляешь? А Мишка никак вспомнить не мог, мы с ним только по школе знакомы или живем тоже рядом. Сотрясение мозга, ага. Хорошо хоть маму и отца узнал. Моих. Они ко мне в больницу пришли.

– Подожди, Кит, а почему ты ТАМ в больнице оказался? И Мишка тоже?

– Длинная история. Если коротко, то мы же тогда на реконструкцию собирались, помнишь? Только ты не приехал. А мы вот поехали. И сразу за Днестром все и произошло.

Кит нахмурился, воспоминание явно было не из приятных.

– Короче, один пьяный мудак угнал грузовик и несся по шоссе. А навстречу колонна автобусов с детьми. Я вскочил в командно-штабную машину, в которой мы на игру ехали, и… сбил его с трассы, в общем. Так и оказался здесь. Только в этом времени я немецкий БТР протаранил, который наших солдат в поле гонял. А когда меня тут, получается, убили, там оказался в больнице, куда меня после той аварии привезли. Мишка вроде как все это время возле меня в больнице просидел. Он, кроме того, тоже головой звезданулся, пока меня из покореженного грузовика вытаскивали.

– Ясно. А обратно как?

– А вот так. Поговорили с моими. Мишка мне кое-что рассказал, что происходило в этом времени, а потом заснули. Проснулись опять здесь, но каждый в своем госпитале. Я в Умани, Мишка в Москве. Врачи все про чудо говорили, мол, по всему не должны были выжить, но выжили. Видать, этот прыжок туда-сюда нас и спас.

– А что на счет одноклассников?

– Когда снова очнулся здесь, все опять поменялось. Стало как у всех. В одной памяти вы есть. В другой – только Мишка, а остальных я никогда не видел. Вот так-то, младший брат.

Свихнуться можно. А с другой стороны, сам факт, что я здесь, в Москве, в 1942 году, а до того воевал в Констанце, меня уже не трогает? Привык? Значит, и к этим новостям привыкну. Как писал классик русской литературы Иван Сергеевич Тургенев: «Ко всему привыкает человек». А чем я хуже Герасима?

– Ладно, с вами я понял. С Ольгой и Ромкой тоже. А вот тот же Степка. Он как предков спас?

– А бог его знает. Он сейчас с Капицей работает. Единственный вариант, который я могу предложить, – он пару раз к Берии ходил, требовал выяснить судьбу каких-то людей, арестованных в 1937–1939 годах. Тогда многих посадили. Большую часть к данному моменту уже освободили, из тех, кто жив остался. Тогда ведь и расстреливали тоже, сам из истории помнишь. Вот, может быть, каким-то таким образом.

– Может. А Сашка? Александр Александрович? Он чем занимается?

– Ты не поверишь, но он – очень нужный человек. Его охраняют лучше, чем самого Сталина.

– И почему?

– А сам не догадываешься? А ну, вспомни, чем он среди нас был знаменит?

– Памятью. Он же страницу текста с одного взгляда запоминает. И помнит потом всегда.

– Вот. А какое у всех наших общее увлечение?

– История.