Где найдешь, где потеряешь.

— Сережки, — настойчиво повторил Андрей.

— Ах да, — наконец Анфиса догадалась, в чем дело. Колье и кольца она сбросила ночью в пепельницу. Их он, конечно, уже спрятал. А вот сережки... Они так и остались в ушах, и Андрей теперь требовал свою драгоценность обратно.

Щелкнув застежками, она вложила серьги в его руку.

— На, держи свое имущество, — тон ее был ироничен. Но Андрей его не заметил. Или не желал замечать. Быстро собравшись и простившись, он уехал.

— Господи, думала, помиритесь, — вздохнула тетя Маша, когда за Андреем захлопнулась дверь. — Ан нет, вижу.

— Нет.

— Не стерпится у вас, не слюбится. Ладно, ушла я, Анфисочка, нянькаться. А ты кушай здесь блины, пока горяченькие. Его-то я уже накормила...

Анфиса, не умываясь, села на стул и, положив сметаны, опустила в нее горячий блин. Она соскучилась по блинам. У самой у нее они не получались такие вкусные. То тесто было слишком густым, то слишком жидким. И выходили у нее вместо таких,

как у тетушки, кругленьких, тоненьких в дырочках блинов какие-то непотребные уродцы — безвкусные и перенедожаренные.

Наевшись и перемыв посуду, Анфиса стала убирать постель. Подняла одеяло. Под ним лежали несколько стодолларовых купюр и записка: «Тебе на жизнь, дорогая. Андрей».

«Идиот», — подумала Анфиса.

Она вновь мыслями вернулась к Антону, Анне Максимовне, к Роману Семеновичу и к вечному русскому вопросу «Что делать?». Действительно, что же делать дальше? Первое желание было — оставить все как есть. Не ее это дело. Свой долг отзывчивого к чужим горестям человека она выполнила. Отсидела в «каталажке», грохнулась в обморок, едва не была сожрана умной и проницательной кавказской овчаркой. Чего еще от нее требовать?

Но в памяти вновь и вновь возникал мальчик — Антон, каким она знала его. Представлялась сгорбленная его мать. И колдун со своим маятником лез в голову.

Колдун особенно смущал ее. Непонятна все-таки эта история с ангаром. Если Роман Семенович действительно шарлатан, как он мог знать про ангар? А если был там и видел его, то зачем ему морочить женщине голову? Только ради денег? А может, действительно, Антон побывал там?

У Анфисы возникло желание разгадать эту загадку.

И Анфиса приняла решение продолжать с Анной Максимовной поиски Антона. А если уже она чем-то загорится, то остановить ее невозможно.

* * *

Катьке иногда хотелось удушить Штыря. Дело не в том, что он был гpyб, хамоват, не ставил ее ни во что, да еще и хлестал по щекам. Дело было в другом.

— Ну что, сучка, уколоться охота? — спрашивал он, глядя на нее.

— Ты же обещал.

— Ага, — он поиграл перед ее носом пакетиком. — Смотри, классный «гера»... Представляешь, в вену сейчас. Раскумаришься. Сладенько так... Вышел небось запасец-то?

— Ты же знаешь, что вышел, бля! — заорала Катька.

— Во... А где тебе еще взять? На угол пойдешь, подторговывать телом?

— Ну и пойду!

— Много наторгуешь? — заинтересовался он.

— Хватит!

— Не дойдешь. Тебе сейчас ширнуться надо, — он раскрыл пакетик и сделал вид, что дунет.

— Сука! — заорала Катька. — Ты что, издеваешься?

— Издеваюсь.

— Штырь, — вдруг неожиданно спокойно сказала она, прожигая его взглядом. — А я ведь...

— Ну, договаривай...

— Я ведь и замочить могу. ..

— Чего? — Он выпятил челюсть и наткнулся на взгляд Катьки.

Такой он ее не видел никогда.

— Вот уродина, — он хлестнул ее по щеке. —

Кого убить, тварь? —Он свернул пакет, встал, наподдал сидящей на корточках Катьке ногой. — Ты на кого вякаешь, дешевка? А?

— А чего ты, бля? Чего ты все на меня? — Она заплакала. — Все дерешься. Ругаешься.

— А кто тебя порошком кормит, сука?

— Ты... Извини, зайчик! Извини...

— Ладно, — он протянул ей пакет. — Держи. Считай, заработала.

Она взяла пакет.

— Поганый вы народец, наркоши, — поморщился Штырь. — Надежды на вас никакой. За один чек кого хошь продадите.

— Я люблю тебя, — шмыгнула носом Катька.

— Да? — иронично протянул Штырь и ухмыльнулся: он и в самом деле испугался, когда Катька' обещала его убить.

«Ведь собака эта бешеная, — подумал он. — С ней надо поосторожнее».

* * *

Телефонный звонок в своей квартире Анна Максимовна услышала, выйдя из лифта. Торопливо открыв дверь, она взяла трубку.

— Здравствуйте, — узнала она мужской голос. — А Антон не появился?

— Нет, — ответила она.

— И вы ничего не узнали? — допытывался он.

— Ничего. А вам что-то было нужно от моего сына? — поинтересовалась она.

— Да ладно. Пока. — И в телефонной трубке раздались частые гудки.

Каждый раз, когда она задавала ему этот вопрос, ответом становились только гудки. Анна Максимовна опустилась на стул . Маруська сразу устроилась на коленях хозяйки и замурлыкала.

Сердце Анны Максимовны колотилось. Каждый звонок был для нее испытанием. Этот звонок мог нести с собой весть — черную или светлую. Каждый звонок мог быть о ее сыне.