Где найдёшь, где потеряешь. Повести

За себя он не волновался, одураченных подсобников не жалел. Но было досадно и жалко упустить этакий куш после того, как потратил столько усилий. Ведь осталось немного, совсем чуть-чуть! Телеграмма заказчику: мол, жду не дождусь, утром — его полномочный представитель. «Здрасте, здрасте! Как доехали в прошлый раз? Хозяин доволен? Нынче тоже не сомневайтесь. Расчет пожалуйте. Сколько в пачке? Ясненько, уловил! Одна, две, три…»

Телефонный звонок внезапно все спутал, перебил. Телефонный звонок даже в мечтах не позволил обогатиться алчному уголовнику. Вздрогнув, он рванул трубку, откликнулся: «Але!» И услышал:

— Костя? Костенька, это я! Он отъехал, твой алкоголик. Давно отъехал. Слышишь, слышишь?

Невольно затаив дыхание, он говорит:

— Слышу. Тридцать две минуты прошло…

— Я знаю, знаю, — слишком поспешно тараторит Дорогуша. — Но Костя, Костенька! Но получилось так. Сперва получилось — вахлак не заметил. Второй раз была милицейская машина позади, вот. Они пропустили, переждали. А потом… Ты слышишь? А потом автомат проглотил две монеты. Пока меняла, пока другой автомат…

По какому-то наитию Живоглот вдруг спрашивает:

— Откуда звонишь?

— А? — теряется Дорогуша. — Я? Из автомата…

— Где он?

— Кто? Автомат? А здесь… на углу.

— Точнее!

— Что «точнее»?

— Отвечай, не задумываясь, где стоишь, что видишь вокруг?

— Ну… Ну, вот тут гастроном… газетный киоск. А зачем тебе?

Живоглот не отзывается. Прикрыв ладонью разговорную мембрану, он пронзительно вникает в шорохи на том конце проводов.

— Костя? — голос Дорогуши становится тревожным. — Костя! — и какая-то растерянность в нем. — Костя, Костенька, ну отвечай же!..

А он безмолвствует, вслушивается, вслушивается, ловя параллельный бубнеж, потрескивание, писки… Наконец звучат короткие гудки, и тогда Живоглот кидает трубку, стискивает пальцы, похрустывает ими, напрягая рассудок, обостряя подсознательное ощущение беды. Не удается! Интуитивная настороженность угасает, чуть теплится, угасла совсем.

— Да нет, показалось, — громко говорит он, бередя свою жадность. — Так упустить можно! Волков бояться — в лес не ходить…

Глотнув из плоской бутылки, которую носит при себе, он вынимает из портфеля самодельный пистолет и все остальное, нужное к случаю. Спустя несколько минут, решительный и наглый, выходит этот монстр из своего логова, направляется к месту, где должна покинутая машина его поджидать.

На улице Тельмана полночная тишь. Прогрохочет иногда многотонный грузовик, промелькнет поздняя парочка, звякнет гитара в глубине затемненного двора, а больше ничего, никого — окраина… Правда, на автобусной остановке топчутся трое: парень с девушкой, явно влюбленные, и еще, чуть в сторонке, чтоб не смущать молодых, скромный интеллигентный гражданин в очках и с профессорской бородкой. Гражданин мурлычет какие-то мелодии, задорно поглядывает туда-сюда, будто навеселе. И он замечает, он видит: на Тельмана появилась легковая машина, вишневые «Жигули»…

Автомобиль катит неторопливо, задумчиво как бы. Вот он притормаживает напротив школы и наконец замирает совсем на той стороне дороги, от автобусной остановки недалеко. Из кабины выходит невзрачный шофер, озирается, отодвигается бочком и вдруг топает прочь без оглядки. А машина брошена, машина пуста и незаперта… Однако заподозрить что-либо тут некому. Влюбленных как раз последний автобус подобрал. Интеллигент, не дождавшись своего маршрута, шагает теперь по направлению к Дальневосточному. Так что в районе покинутых «Жигулей» ни души. И тихо, сонно в этом районе…

Тем не менее невзрачный шофер Василий Плаксин идет, словно по раскаленной плите. Он знает, помнит: шуточки с Живоглотом опасны. Одна надежда — «моя милиция меня бережет», но где она сейчас, эта милиция? Василий дрожит, все дрожит у него внутри, изнывает от страха каждая клеточка тела… Вот он вынырнет, проклятый Живоглот! Вот он спросит, глянет!.. Ох, как бы не срезаться в последний момент…

— Покурить не найдется? — ударило в спину.

Он!.. А вокруг никого… Василий оборачивается в полной уверенности, но видит поспешающего следом очкарика с бородкой. У того незажженная папироса в руке. На секунду становится легче. Василий протягивает очкарику спички и… холодеет опять. Пальцы! Эти шулерские, нетрудовые пальцы… Живоглот молча прикуривает, ждет. Благодаря передышке, у Василия все же находится запасец стойкости. Лицедействуя дальше, он грубо бурчит:

— Ну чего, прикурил? Отдавай спички, чего зажимаешь!

— Не узнал? — довольный своим маскарадом, смеется Живоглот.

— Кого? Иди-ка ты!..

— Ша, Васенька! Ша, голубок!

— Костя?! Во, карнавал!..

— Ладно, — не хочет больше терять время Живоглот. — Получи свои бабки и прощай. Надолго прощай. Понятно?

С этими словами он лезет во внутренний карман, выхватывает пистолет и, оскалившись сатанински, тычет им в голодное брюхо сообщника. Тот чуть не падает замертво и без выстрела. А Живоглот, насладившись человеческим ужасом, говорит:

— Хе! Шучу. Но могу и без шуток, запомни. — Сменив пистолет на деньги, протягивает их: — На, бери. Бери, бери! Скажи спасибо, алкаш.

И полумертвый Василий униженно вторит: