Где наша не пропадала

Потом, уже в сентябре, когда уроки начались, заглянул к нам дядя Гриша. И зашел, видно, разговор о Майке, тут-то все и прояснилось.

Батя подзывает меня, берет за ухо и спрашивает: «Значит, убегала, говоришь, целых четыре раза?»

Пришлось выкладывать все начистоту и по порядку.

Я хнычу, батя хмурится, а дядя Гриша хватается руками за живот и от хохота чуть ли не плачет. Все бы ничего, да велся этот допрос во дворе, у нас там столик стоял, за ним они как раз и выпивали. А через забор от нас, я уже говорил про свое невезенье, жила учительница, Александра Васильевна. Она в это время белье вешала. Дядя Гриша возьми да и похвали меня: вот, мол, какой орел растет, даром что сопли под носом болтаются, а уже соображает, что к чему.

Александра Васильевна ничего не ответила.

Зато через два дня собралась в школе пионерская линейка, и при всем честном народе меня из звеньевых разжаловали в рядовые.

Поставили перед строем, подошла пионервожатая с опасной бритвой и отпорола с моего рукава накрепко пришитую маманей лычку. И ведь какую формулировочку подобрали – за издевательство над животными.

Сейчас я уже не помню – в четвертом классе я учился или в пятом, но до самого окончания школы я так в рядовых и проходил, ни на одну выборную должность меня после того судилища не выдвигали.

Охота на моржа

Кто-то из мудрецов, Пушкин вроде, а может, и Шопенгауэр, точно не помню, сказал, что слава – это яркая заплата на грязной одежде. Им, конечно, виднее, хотя одежда, если очень грязная, она и без яркой заплаты в глаза бросается. Забавнее, когда наоборот. Ходил вроде нормальный, аккуратненький человечек, а прилепили ему эту самую заплату, и понеслось… и одежда чистая вроде не к лицу, и портки через голову натягивает, и валенок вместо шляпы примеряет.

Медсестра в поселке жила. Приехала после училища. Два года уколы ставила, и никто внимания не обращал.

И вдруг по центральному радио идет объявление: «По заявке медицинского работника Веры Терликовой исполняется „Песенка Дженни“».

Слышали такую песенку?

Так-то вот! Она знала, что заказывать. Попросила бы – «Марина, Марина, Марина, приди на свиданье ко мне» – не больно бы разбежались, таких просителей и в городе полно. А в «Песенке Дженни» только название простенькое, даже вроде игривое, на иностранный манер, зато слова самые те: «Там, где кони по трупам шагают, где всю землю окрасила кровь – пусть тебе помогает, от пуль сберегает моя молодая любовь». И припев подходящий: «Если ранили друга, перевяжет подруга горячие раны его».

Как для медицинского работника такую песню не исполнить?

Не все, конечно, концерт слышали, в рабочий день случилось, но свидетелей хватило. Сам директор предприятия позвонил в амбулаторию и поздравил. Вечером в клуб пришла – сеанс на полчаса задержали. Володька-киномеханик вылез из будки и никак не мог пробиться к ней, чтобы расспросить, каким образом в передачу попала. Почтальонша потом рассказывала, что за неделю из поселка на радио восемьдесят четыре письма отправилось. И все, разумеется, с заявками. Да без толку. Там, видно, решили, что для нашего поселка достаточно Веры Терликовой. Ни одной песенки не спели. Хорошего понемногу. А водичка-то на Веркину мельницу – единственную уважили. Каждый вечер у общежития почетный караул под ее окнами. Здоровенные парни в амбулаторию толпой на уколы валят. Да припоздали чуток. Состав уже скорость набрал. Теперь уже догонять надо и на ходу прыгать, а для этого и смелость нужна, и ловкость. Нет бы раньше угадать, когда она два года подряд на танцах в углу скучала, а в будние дни готовилась поступать в институт и зубрила: уж замуж невтерпеж… А теперь новые правила и новые исключения. Разборчивая стала. За неполный месяц дюжину женихов перебрала.

И остановилась на инженере-конструкторе. Не сказать, что самого видного или самого ловкого выбрала, она дальше смотрела. Через год у жениха срок отработки заканчивался и собирался он уезжать в родной город Златоуст, а может, и в Лихославль, сейчас уже забыл, да какая разница – из нашего болота любая дыра с красивым названием столицей казалась. Конструктор поначалу сутулился от постоянного ожидания разговора с неудачниками. Дело понятное, могли встретить и проучить, а приезжего – сам Бог велел. Но все обошлось мирно. Радио все-таки, неизвестно, какие там порядки. Короче, успокоились. У конструктора уже и спина стала распрямляться, и в кино на последний сеанс не боялся ходить. Да и поселковая шпана в те годы незлопамятной была.

Беда подкралась совсем с другой стороны.

В поселок приехали снимать кино для телевидения. Человек пять прикатило, но особенно бросались в глаза двое: оператор с тоненькими усиками и в красном берете, весь из себя приблатненный, и девица с огромной рыжей гривой, разгуливающая по улицам без платка. Не торопитесь с выводами – оператор на Верочку Терликову не позарился, а рыжая на конструктора и подавно.

Вы, наверно, думаете, что они приехали снимать какого-нибудь ударника семилетки?

Начальство тоже так думало.

А они направились к Лехе-пожарнику.