Где не было тыла (Документальная повесть)

Было решено подготовить и провести настоящую лекцию. Тему подобрали такую, которая противостояла вражеской пропаганде: «О чести, гордости и силе советского человека».

Еще только начали сгущаться сумерки, а в один из бараков стали собираться военнопленные. Их было немного, так как условия лагерной жизни требовали осторожности. Приходили оборванные, но с какой–то веселой лукавинкой в глазах, присаживались на нары, доставали тощие кисеты, закуривали.

А когда за окнами совсем стемнело и в бараке все погрузилось в непроглядную тьму, из угла донесся глухой баритон:

— Товарищи, кто желает послушать, прошу сюда поближе. — И говоривший назвал тему лекции. Это вызвало всеобщий смех.

— Какая может быть гордость, когда мы человеческий облик потеряли! — раздалось из темноты.

— А ты слушай, да помалкивай, — перебили его. — Если есть на плечах голова, не потеряешь и этот облик.

— Тихо, товарищи!

Голос лектора звучал отчетливо, и каждое его слово было хорошо слышно даже в дальних углах.

— Вот только сейчас, товарищи, вы слышали чью–то реплику относительно нашего облика, дескать, ничего человеческого у нас не осталось: ходим рваные, голодные, мерзнем. Но разве в этом заключается суть дела?

Я стоял недалеко от выступавшего и вдруг услышал шепот:

— Кто говорит?

— Не знаю… Голос незнакомый, наверное, не из нашего барака.

Только немногим было известно, что с первой лекцией в этот вечер выступал И. Д. Денисов.

И вдруг шепот стих. В темноту спокойно падали слова: «Победа наших войск под Сталинградом объясняется тем, что мощь Советских Вооруженных Сил с каждым днем растет, приобретается боевой опыт у командиров и политработников, опыт в управлении войсками, в то время как враг с каждым днем истощается, а ресурсов для возмещения потерь у него нет. Мы теперь имеем перевес не только в живой силе, но не уступаем врагу и в технике…

— Здорово! — раздалось в бараке.

— Удачные боевые операции под Москвой и Сталинградом, — продолжал оратор, — свидетельствуют не только о нашей высокой стратегии и тактике, но и о твердости патриотического духа советского человека, о его вере в победу. Мы теперь знаем, где проходит главная линия борьбы на советско–германском фронте…

На следующий день ко мне зашел В. Клименко.

— Лекция заинтересовала всех, — начал он. — Наши люди рассказывают, что «власовцы» точно язык проглотили, молчат, отсиживаясь на нарах. Даже церковные певчие притихли — боятся открыто выступать. А вчера нЬчью в третьем бараке избили власовского агента.

Так с каждым днем росла подпольная группа, становясь крепче, организованней. В работу включились Мороз, Сухаревский, Сироткин, Гармаш, Рахманов и, другие. Теперь стало возможным вести пропагандистскую работу во всех бараках, индивидуально выявлять более стойких сторонников патриотического движения.

Однажды, когда я приплелся на кухню за обедом, ко мне подошел дежурный повар из числа красноармейцев и, нагнувшись ко мне, прошептал:

— Я вас узнал. Вы комиссар, — он назвал мою фамилию и добавил: — А я боец пятой роты, Говенников…

— Вы, очевидно, ошиблись, — ответил я, всматриваясь в его лицо.

— Я понимаю… По внешности вас трудно узнать — худой вы очень. Я сейчас дежурю. Освобожусь — поговорим. — Он быстро пожал мне руку и отошел.

Через полчаса, увидев Б. Хмару, бывшего командира батальона, я сообщил ему о встрече на кухне. Борис задумался, что–то вспоминая, затем сообщил, что В. Г. Говенников — бывший политбоец, коммунист, из рабочих…

В тот же день, к вечеру, Говенников нашел меня. Он сообщил, что в бараках, где содержатся рядовые красноармейцы, много коммунистов, готовых на любое дело. Показывая изувеченную во время неудачного побега из лагеря руку, Говенников рассказал, что его товарищем по неудавшемуся побегу был Василий Могилев, тоже коммунист, ныне работающий, как и он, поваром.

Вскоре я познакомился с В. И. Могилевым. Это был человек невысокого роста, плотный, с круглым добродушным лицом. Взгляд его зеленоватых глаз открытый, прямой. Когда Могилев сообщил мне, что ему часто приходится бывать в городе и что он имеет там кое–какие знакомства, я спросил:

— А нельзя ли найти среди этих знакомых надежного человека, чтобы устроить у него конспиративную квартиру, если она нам понадобится.

Могилев, прищурив глаза, некоторое время перебирал в памяти своих знакомых и наконец сказал:

— Можно найти, есть у меня надежный человек. Рабочий.

— Вот и замечательно! Вам следует поговорить с ним.

— Попробую. Думаю, что не откажет.

Могилев слово сдержал — конспиративная квартира была найдена.

Спустя несколько дней в летней кухне снова собралась «семерка». После взаимных приветствий разговор коснулся того, что давно не давало мне покоя.

-— Считаю, товарищи, что нам необходимо связаться с командованием одного из советских фронтов. Надо сообщить о существовании подпольной организации в лагере и получить необходимые указания о работе в тылу врага.

— Мысль интересная, — поддержал меня Н. А. Шевченко, но тут же усомнился: — А реальное ли это дело?