Где нет княжон невинных

— А она? — Хозяйка указала на Ленду. — Хочешь меня убедить, что вас связывают нормальные отношения? Что-то мне ее лицо нормальным не кажется. Да и спина, до крови истертая. Да-да, я заметила. При моей профессии надо сразу все замечать, потому как всякие разные сюда наезжают. Порой у меня всего мгновение остается, чтобы решить, чем клиента встретить: хлебом или арбалетом. А поскольку я и любви всякой странной нагляделась, то не позволю обмануть себя тем, что ты целуешь ее в такие места. Ничего из этого не следует. Потому что если б ты любил, то сначала кровью бы занялся, а уж потом, возможно, целованием. Девке чистое белье нужно, бадья с горячей водой, а не то, чтобы ей портки, и без того мокрые, обслюнявливали.

— Вы, конечно, не поверите, — криво усмехнулся Дебрен, — но я именно о мойне прежде всего хотел вас просить.

— Как же, так я и поверила.

— Но, Петунка… — заговорил Выседел. — Он ведь и вправду мойни требовал. И чтобы девице Брангго комнату как следует нагреть, потому что она слабеет. Я ему верю.

— Ты всем веришь. — Это прозвучало мягко, но в голосе чувствовалась горечь. — Тем, помнишь, тоже небо готов был подарить. И что? Они девушку благовониями окропили, шнурок одним концом к ноге, другим — к колышку, а сами в кусты, подкарауливать с арбалетами и святой водой, пока Пискляк прилетит.

— Тут кто-то с приманкой охотился? — тихо спросил Збрхл.

— А тебя это удивляет? — презрительно бросила она. — Ты ж на драконов ходил! Знаешь, как это делается! — Он отвел глаза. — Ага, вижу, что знаешь! Вот и хорошо.

Она немного постояла, успокаивая дыхание. Грудь у нее была пышная, поэтому Збрхл выдержал недолго и снова поднял глаза.

— Я не приманка, сестра, — наконец сжалилась над спутниками Ленда.

— Та тоже толком не знала, какая судьба ее ждет.

— Пискляк полакомился? — нахмурил брови Дебрен. — Не слыхал я, чтобы грифоны…

— И хорошо, что не слыхал, — прервала Петунка. — Ему девичья невинность нужна не больше, чем мне. К тому же это не дракон, покрытый чешуей, а обычный кот. Правда, большой, крылатый, но кот. Его слишком легко убить, чтобы он средь бела дня на вооруженных людей кидался. Только ваши дружки об этом не знали. Партачи сраные! А уж как хвалились, как бахвалились! Давай лучшего пива, хозяйка, и мяса, да побольше! Потому как мы прибыли высвободить вас из многовековой неволи! Халтурщики чертовы… Знаешь, что они сделали? — послала она Ленде злой взгляд. — Напоили девицу какой-то дрянью. Дескать, лучше привлекать будет. Я шепнула ей, чтобы она украдкой вылила… да где там… Молодая была, наивная… Добровольно пошла. А эти сукины сыны, и верно, феромонов девушке в мед долили, а поскольку драться-то им не шибко хотелось, так они еще и яда добавили. С замедленным действием. — Она глянула на застывшее лицо магуна, потом повернулась к Ленде. — Пискляк, конечно, не появился. Они днем вышли, днем вернулись, а он днем только в крайнем случае нападает. Девушка… Я пыталась ее спасти. Травы для прочистки желудка, бальзамы, которые после лечения Вацлава остались… Добилась только того, что бедняга до первых петухов мучилась. А самое глупое, что они ее до последнего момента убеждали, будто все это от той брусники, которую она в засаде ела. Боялись, скоты, проклятия умирающей, поэтому все время кто-нибудь из них рядом с ней сидел и беспрерывно о той бруснике говорил.

Збрхл незаметно начертал знак колеса.[7]

— Вы сказали о многовековом рабстве. — Дебрен, не таясь, вынул палочку из висящей на поясе сумочки и убрал руку за спину. — И об отце Пискляка. Значит ли это, что грифоны давно уже так… забавляются?

Петунка не выстрелила. Кудабейки славились — точнее, не славились — большим разбросом сечки, что порой объясняло такую беспечность. У трубы, заменяющей желоб, используемый в арбалетах, был большой калибр, а значит, она вмещала большое количество картечи. Возможно, это и стало причиной нерешительности трактирщицы. А может, она слишком долго глядела ему в глаза.

— Ты и верно не знаешь? — Он покачал головой. — Поклянись святым знаком. — Дебрен осенил себя знаком колеса. — Ну что ж, если ты действительно инквизитор, то наверняка не управишься. — Она вздохнула. — Да что там, ладно. Ты не похож на глупого. А умный сразу увидит, какая из меня колдунья. Йежин, принеси самое большое Священное Колесо, какое в доме найдется.

Выседел отложил арбалет, сделал два шага, остановился.

— Сейчас, Петунка… Оставить тебя одну?

— Йежиночек, дорогой, — нетерпеливо бросила она, однако за нетерпением чувствовались несметные запасы терпения, — делай, что тебе сказано. Видишь? — Она подняла кудабейки. — Две. На каждого по одной. Хватит. Они это знают и…

— А надо бы и меня посчитать, — донесся сверху беспечный голос.