— И что же вы советуете? — спросил явно обеспокоенный Врахта.
— Советую вернуться в город, — выручил Збрхла Дебрен. — И доложить, что в геройском бою ты все Замостки перебил и почти что спас мост от их посягательства. А когда мост все же рухнул, ты незамедлительно предпринял все возможное, чтобы открыть для торговли альтернативный путь.
— То есть?..
— То есть спас жизнь любимой женщине знаменитого чароходца, который в благодарность за столь благородный поступок обязался безвозмездно, — Дебрен замялся, — то есть, конечно, по сравнению с гигантскими размерами предпринятых действий… ну, обязался спасти Грабогорку от банкротства. Иначе говоря, прикончить грифона. За символические… хм-м… сто дукатов.
— Сто дукатов? — Врахта от изумления упустил стрелу.
— С учетом налогов, — быстро спасовал чародей. — Потому что если это учесть, то всего лишь…
— Дневное содержание вышеупомянутой экспедиции, — прервал его ротмистр, — составляет, грубо говоря, тридцать дукатов. Не считая вооружения, поврежденного оборудования, пищевого довольствия, вдовьего возмещения, компенсаций, лесной подати, дорожных оплат, затрат на обязательные благословения…
Врахта замахал руками, давая Збрхлу знак замолчать.
— К тому же я возьму только аванс, — добавил Дебрен. — Десять жалких золотых монет. Остальное город выплатит, когда явится за грифоновым трупом в трактир. За такие деньги уважающий себя бесяр даже самого простого высыса не тронет.
— Ну ладно уж, ладно. Если спокойно посчитать, то вы правы: прямо-таки с неба советникам свалились. Только вот не знаю, как вы собираетесь эту бестию… С бандой кметов-то едва-едва справились, да и то с помощью моста. А грифон, следует вам знать…
— Если не справится, — выручил Дебрена Збрхл, — то аванс вернет, да еще и штрафные выложит.
— Это как же? — деловито спросил Врахта. — Из грифонова брюха?
— Петунка Выседелова за него ручается. А ей есть чем. «Невинка» сейчас единственный трактир на единственной дороге. Дерьмо и вонь! — Ротмистр неожиданно улыбнулся себе под нос. — Разбогатеет.
Врахта, ни слова не говоря, многозначительно перевесил лук через спину.
Двумя бусинками позже бессильное, отсвечивающее белизной ног и ягодиц тело Ленды лежало на краю южной опоры вместе с окровавленной портянкой, свисающей из промежности, словно послед, с вымокшим и полуживым попугаем в качестве новорожденного.
Збрхл, хоть и не был свежеиспеченным отцом, повел себя как пристало отцу: нарушил родовую традицию и, глупо улыбаясь, потерял сознание. Дебрен положил ему на грудь дрожащего Дропа и укрыл обоих снятой с конского трупа попоной.
Потом он опустился перед Лендой на колени и улыбнулся сам.
Лицо и грудь нетронуты, дыхание слабое, но ровное, сердцебиение нормальное. На затылке солидная шишка, но череп цел.
Он тронул губами ее губы и принялся за дело.
— Я искала тебя, — сказала Петунка магуну, останавливаясь в дверях конюшни. — Отвар уже, кажется…
Она осеклась. У бельничан закончились фонды на магические метели. Распогодилось, сквозь ворота в конюшню лился слепящий поток солнечного света. Петунка сразу же уловила все детали. Если, конечно, считать деталями оседланного коня.
— Можешь снять с огня, — проворчал Дебрен.
Она отвела глаза от полупристегнутой подпруги.
— Что ты делаешь? — спросила так тихо, что можно бы и не отвечать: она уже знала.
— Он эластичный. — Дебрен провел пальцем поперек живота и пояснил: — Ее пояс. Не знаю как, но он явно прилаживается к форме тела. Если его надевают маленькой девочке и не хотят то и дело сменять…
— Она его с детских лет носит? — Во взгляде Петунки недоверие смешивалось с печалью и болью. — Я знаю, знаю, она девица. Збрхл говорил… Но…
— Не в том дело, — холодно произнес Дебрен. — А в том, что пояс придавил двадцатицетнаровый валун. У нее должны были быть раздавлены позвонки, каша в животе. А оказался всего-навсего синяк. Ее обожгло, но это другое дело. Огонь, вероятно, должен был отпугнуть незваного гостя. Ну, возможно, и ее наказать за то, что она позволяет кому-то возиться с поясом. Это — вполне в рамках известной магии. Я слышал о подобных заслонах. Но чтобы двадцать цетнаров… Эта дрянь… Я знаю, что нет нерушимых заклятий. Но ее пояс ни на что такое не похож.
— И поэтому ты уезжаешь? — Петунка поглядела на вороного, разгребавшего копытом сено. — Потому что она никак не хочет тебе быстро уступить? Надо ждать?
Пожалуй, трактирщица не верила, что сумеет обидеть его. Она не была ни глупой, ни слепой.
— Быстро? — горько улыбнулся он. — То, что быстро не получится, я понимал, зная Ленду. Такой человек, как она, терпел бы годами… Но теперь я осмотрел пояс. — Он помолчал. — И понял, что скорее всего никогда, Петунка. Ни с кем.
— Боже… несчастная девочка…
— Кто-то крепко постарался. Какой-то мерзавец, — уточнил он. — Надо быть законченным подонком, чтобы устроить такое девушке… Когда парня кастрируют, у него вместе с возможностью по крайней мере исчезают и желания. А она…
Он отвернулся, наклонился, занялся полузастегнутой пряжкой.
— Значит, бежишь? — Он не ответил. — Даже не попрощавшись? Слова не сказав?