— Зина, продай платье, — сказала я тихо, ласкаясь к соседке, гладя ее рукой по плечу. — Я потом тебе деньги верну, когда начну работать.
— Я не знаю, надо посоветоваться со Славиком, а то будет ругаться… А платье мне не нужно.
— Ты спроси.
— Ладно, — Зина вдруг всхлипнула и закрыла лицо руками.
— Зина, что с тобой? Обиделась? Я ничего не сказала, только попросила продать платье. Мне оно так нужно для выпускного вечера!
— Не обиделась я совсем… Завидно стало… Ты счастливая.
— А разве ты не счастливая? Разве Славик не любит тебя?
— Любит… Ты пойми меня… Вспомнила наш школьный бал. Я никогда уже не буду танцевать на школьном балу… не будет мне семнадцати лет… Жизнь моя определилась… А у тебя все еще впереди… Главное, не споткнись… Парня выбирать будешь — лучше смотри… Парень светиться должен, как фонарик, за собой вести… Думала, Славик у меня такой… Ан нет… Оказался человеком без больших интересов. Телевизор да футбол только у него на уме… Ошиблась я… Выходит, такое уж мое бабье счастье…
Я с удивлением слушала болтушку Зину. Значит, не все хорошо и гладко у нее в семье!
— Анфиса, — решительно сказала Зина незнакомым голосом и топнула ногой. — У нас, баб, глаза на мокром месте. Чуть что — слезы. А слезы не помогают, еще больше душу травят. А платье я тебе не продам… Примета есть такая: с чужого плеча переходит и чужое счастье. Ерунда все… Не верю я никаким приметам, но не хочу, чтобы ты повторяла мою жизнь… Она должна быть у тебя своя, и счастье должно быть у тебя свое…
Нет, в Москве меня обошло счастье. А здесь?
Глава 6
РАБОЧИЕ РУКАВИЦЫ, РАБОЧАЯ СПЕЦОВКА, РАБОЧИЕ САПОГИ
— Девчонки, приказ висит! — Лешка Цыпленков ошалело ворвался утром в нашу комнату и, топоча валенками, дурашливо прыгал и кружился на одном месте в узком проходе. Опрокидывал койки-раскладушки, сбрасывая спящих девчонок на пол. — Приказ, сони-тетери! Вера, Ольга, просыпайтесь, приказ! Аникушкина, скорей одевайся! Тебя особенно касается.
В спальных мешках мы катались по полу, смешно взбрыкивая ногами. Торопливо старались сбросить меховые и ватные покрышки, как будто от быстроты действия зависела вся наша дальнейшая жизнь.
— Цыпленок, отвернись, дай одеться! — закричала Вера, закрываясь спальным мешком.
— Бойтесь петухов! А я только… — Лешка заразительно засмеялся, блестя мелкими зубами, и озорно запел: — «Цыпленок жареный, цыпленок пареный, цыпленок тоже хочет жить!».
Через две минуты комната опустела.
Лешка летел впереди нас к конторе геологической экспедиции по разбитой, натоптанной дороге. Трудно вспомнить, сколько раз в течение дня каждый из нас появлялся в маленьком домике с замороженными окнами, чтобы поглазеть на черную доску, на которой вывешивали приказы.
У доски ребята устроили свалку. Подпрыгнув, я увидела из-за плеча Президента свою фамилию. Мне самой захотелось пощупать тонкий лист папиросной бумаги, вчитаться в отпечатанные на машинке строчки.
Наконец, удалось протиснуться к доске, и мой палец пополз по строчкам.
«Зачислить Аникушкину Анфису Петровну в поисково-ревизионную партию Тюменской геологической экспедиции рабочим второго разряда. Основание: собственное заявление».
Дважды я прочитала несколько строчек приказа. Наверное, никогда бы не отошла от доски, если бы меня не оттеснили.
— В два часа в кассе получаем деньги, — гремел над ухом возбужденный Лешка Цыпленков, — а сейчас на вещевой склад экипироваться, а кто не понимает, по-простому — прибарахляться.
И снова верховод Лешка мчался впереди. На этот раз к приземистому деревянному зданию, занесенному снегом по самую крышу. В руках у Цыпленкова ведомость, которой он призывно взмахивал, словно знаменем.
Я не сразу заметила, что в нашей ревущей толпе, взволнованной появлением долгожданного приказа и новизной ощущений, не оказалось Володьки Бугра. Неужели проспал? А вдруг заболел? Я хотела узнать у ребят, но толстушка Вера отвлекла меня:
— Анфиса, как ты думаешь, меховые комбинезоны нам дадут?
Я не успела ответить. Цыпленков ожесточенно дубасил кулаком по толстой двери склада. Развернулся и нетерпеливо заколотил валенком по мерзлым доскам.
— Кто там грохает?
Распахнулась скрипучая дверь. Но за ней не оказалось ожидаемого тепла и печки, которая здесь в любом доме.
— Здорово, Архипыч! — Лешка затряс руку кладовщика в толстой варежке. — Приказ подписан… Я говорил, будет полный порядок!.. Собирай нас в путь-дорогу!
Кладовщик, угрюмый мужчина с рыхлым небритым лицом, не выразил особого восторга, придирчиво и недружелюбно оглядел каждого из нас.
— Эва, вымахал! — Архипыч снизу вверх посмотрел на Боба Большого. — Седьмой рост. Дефицитный…
— Седьмой! — нахмурив брови, ответил Боб Большой, не понимая, как кладовщик быстро определил его рост с первого взгляда.
— Пятьдесят четвертый размер?
— Пятьдесят шестой!