Где ночуют боги

– Шашка знаешь почему самое страшное оружие? Потому что ее носят вот так, – Сократ показал, вернув обломок в ножны и приставив ножны к своему бедру, – лезвием вверх. Знаешь, зачем? Чтобы вот! – мальчик широким движением выхватил обломок, как если бы он был целой шашкой, и занес руку с обломком высоко, как для удара с плеча. – Из ножен – и сразу бить можно. Понял? А один удар шашкой – все, сразу смерть. После этого никто не жил. Ни один человек даже понять не мог, что случилось. Вот так. Когда зубробизон моего отца увидел, он головой ударил в землю, земля задрожала, и яма осталась большая. И на отца побежал. Убить его хотел. А отец вынул шашку. И закричал. Зубробизон растерялся. Не ожидал, вообще. Остановился, хотел «заднюю» включить. Не успел. Отец мой, вообще, рассердился. Побежал сам на него и шашкой ударил. А у зубробизона голова как камень. Можешь из ружья до вечера стрелять – не пробьешь. А мой отец так ударил шашкой – а убыхская шашка вообще камень режет. Мой отец так ударил его шашкой, голову зубробизону, вообще, разрубил. Зубробизон три шага задом прошел и в реку упал с горы, и все. Умер. А отец обрадовался сначала. А потом огорчился. Увидел, что шашку сломал зубробизону об голову. А обломок у зубробизона в голове остался, когда тот в реку упал. Утонула вместе с ним. Я кузнеца найти пока не могу, чтобы шашку опять сделать. Ее Ибрагима дед сделал, Кукужв, он был кузнец. У Кукужва в кузнице шаровая молния жила, Ибрагим говорит. Она ему железо плавила, когда было надо. Никуда не улетала, в кузнице жила у него, как собака. Он и умер от молнии. Самый лучший кузнец был, всем убыхам шашки делал и сабли, кинжалы делал тоже. Теперь никто так не кует.

Антон подержал еще немного в руке обрубок оружия и с уважением вернул Сократу.

Тот вставил его в ножны и убрал за спину. И сказал:

– Мой отец вообще такой человек был. Что хочешь мог сделать, не только зубробизона убить. Мог троих человек сразу через бедро бросить. А сам скромный был, как Цвиц.

– Как кто? – в очередной раз не понял Антон.

– Цвиц, – сказал Сократ важно. – Такой убых был. Сильный был тоже, как мой отец. Но скромный. Днем вообще никто не замечал его. Он сидел и палочки кинжалом строгал. Вообще как будто не при делах. Поэтому его так назвали. Цвиц значит «стружка». А ночью, когда все спят, он выходил и подвиги делал. Утром все просыпаются, а возле деревни зубробизон лежит убитый или вокруг деревни новый забор появился из камней, пять метров высотой. Всей деревне есть что кушать полгода и врагов можно не бояться – кто будет на такой забор прыгать. Все удивлялись: кто это сделал. А он сидел, строгал палочки. Скромный был.

– Молодец, – признал Антон и осторожно спросил: – А отец… твой и Аэлиты. Он сейчас где?

– Пшмафэцук моего отца звали. Погиб, – с гордостью сказал Сократ. – В бою с леопардом. Здесь раньше леопарды жили. Ушли вместе с убыхами. Но один остался. Вообще сильный был. Такой леопард, когда на задние лапы становился, три метра имел. Отец бы его убил. Но шашку не имел тогда уже. Дрался с ним руками. Убил леопарда, но и леопард его тоже. Последний на Кавказе был. Его шкура у нас в доме висит, можешь сам посмотреть.

Антон кивнул молча.

Сократ притих ненадолго, глядя на камни, которые назвал загоном для коз, а потом рассказал:

– Ацаны долго тут жили, коз имели, все имели. Сильные были. А потом, Ибрагим говорит, они нос высоко подняли. Думали, что уже не карлики, а большие. Стали говорить: кто такой Бог? Мы такого не знаем. Наверху небо, а внизу – мы, ацаны. Стали Бога раздражать, вообще. Говорили: «Что Бог может? Гром может делать? Мы тоже можем». Шкуру коровы сушили, натягивали и били по ней палкой – гром получался. А один ацан, – Сократ засмеялся, – вообще дерзкий был. Пукал, вообще, в котел с молоком. Громко получалось у него. Говорил: «Вот тоже гром делаю, что». Ну, Бог когда такой беспредел, вообще, увидел – рассердился. Это что такое?! Что эти ацаны думают про себя, что они кто?