Однажды Ларис попала в страшный бой. Две небольшие группки людей – в каждой было человек по тридцать, не больше, – но вооруженные всем, чем только можно, просто измолотили друг друга на узкой улице. Бой стих не потому, что кто-то победил. Просто убиты и изувечены оказались все до единого. Все, кто был еще жив, страшно кричали:
– Не стреляйте! Передышка! Передышка!
Ларис сначала вытащила, как могла, всех своих. Перевязала. Но раненные с другой стороны тоже страшно кричали. Тогда Ларис в своей голубой каске переползла на другую сторону поля боя и там перевязала и «тех, других» – раненых грузин. С этого дня «бабка в голубой каске», как стали ее называть, много раз переходила через линию фронта, и никто не стрелял в нее – все ее знали. Она участвовала в организации обмена телами убитых и пленными и даже в переговорах двух воюющих группировок.
Когда война вдруг прекратилась, так же внезапно, как началась, опять появились миротворческие силы. Они появлялись или до, или сразу после войны. Из черного джипа вышел элегантный иностранец в очках – он был главой миротворческой миссии – и стал спрашивать у окруживших его пыльных людей в камуфляже, где найти представителя местной власти. И тогда один дед иностранцу сказал, что местной власти пока вроде не видно, но можно поговорить с Ларис.
Иностранец спросил у деда:
– Ларис – это кто? Мэр?
Дед ответил:
– Не знаю, мэр, не мэр, у нее спросите.
Когда иностранца привели к Ларис и он увидел испуганную неожиданной встречей бабушку в голубой каске, в белом халате с красным крестом поверх домашнего халата в цветочек, в синих спортивных штанах и черных мужских военных ботинках, глава миротворческой миссии был удивлен.
– Он никогда раньше не видел такого «мэра»! – смеялась Ларис, когда это рассказывала. – Он вообще раньше, бедный, много такого не видел, что увидел у нас.
Голубая каска с двумя вмятинами от пуль и надписью «ООН» у Ларис, как оказалось, до сих пор есть.
– Очень хорошее ведрышко, – сказала Ларис Антону.
После войны Ларис приделала к каске удобную ручку, и теперь, когда приходит осень, собирает в нее урожай. Голубая каска ООН в хороший год теперь полна оранжевой спелой хурмы.
Больше всего Ларис горевала из-за соседей, которых она так любила и которых убили во время войны. Грузины убили Киракоса Тополяна, колхозника, старика, за то, что у него фамилия Тополян – как у члена правительства Абхазии.
– Он, бедный, кричал, что он колхозник, а не член правительства, – вспоминала Ларис, – а его все равно убили. Георгия Мартикяна тоже убили. Он был кофевар самый лучший. Как варил кофе этот человек! Никто так не варил. Его убили. А тело долго не отдавали. А у него был брат – епископ армянской церкви на Балканах, большой человек. Он сам попросил Шеварднадзе: «Скажи грузинам, пусть отдадут тело моего брата, кофевара Георгия». Шеварднадзе сказал грузинам. Тело отдали, без уха, с поломанными ногами. Ой, бедный человек, как он мучился перед тем, как умер. Такой кофе, как он, никто до сих пор не делает. А Володя Бигвава, абхаз, такой хороший был человек, добрый. Его застрелил Гаврош. Такой был мальчик. Не знаю, кто по национальности. Помогал гвардейцам, грузинам. Убивал всех, кого скажут. Пятнадцать лет ему было, а зверь – не человек. Гаврош повел Володю на пляж и застрелил. Там его и закопали, прямо на пляже. А потом через три дня бедного Володю опять гвардейцы выкопали для обмена. Поменяли его на своего убитого. Вот так намучился бедный Володя Бигвава. Что потом с этим Гаврошем было, не знаю. Может, убили его, а может, живет. Как он живет?!
А Беслана Тарба, он жил в Очамчире, абхаза, убили за то, что он сказал, что он абхаз. А Кумфу Авидзба, 75 лет ему было, били, кололи ножом, а он говорить не мог, бедный, он был глухонемой, он руками и глазами так умолял, чтобы его не трогали. А Бжания? Такой человек был, пенсионер, мудрец был, знаток абхазского фольклора, столько сказок знал, что хочешь знал: в дом к нему вошли, заставили старика выпить ядохимикаты, которыми он сад опрыскивал, бедный, умер, кто теперь такие сказки знает?! Артил Мелконян, бедный, 106 лет ему было, били, сломали руки и ноги, потом застрелили, 106 лет человек прожил, и так умер…
Так рассказала Ларис Антону. Никогда раньше Антон Рампо не знал этих людей, не слышал этих имен, не знал, как они жили, все эти люди, и как они умерли. Но ему, как и Ларис, было их очень жалко.
Ларис сказала: