— Ну как тебе сказать? Если от твоих писулек зависит моя задница, то да.
Норман мог бы попытаться придумать какую-нибудь отговорку, например, что он волшебник, заколдовывающий чернила, но не стал этого делать. Он подумал, что Генри, будучи блюстителем закона, часто сталкивался с враньем и лукавством, и уже давно приобрел навык их различать.
— Ладно, что ты знаешь об Эйнштейне?
— Кудрявый, седой и с высунутым языком, — не подумав выпалил Букер.
— Нет, я имею в виду его работу. Что, по-твоему, он открыл?
— Ой, нет, Норм, у меня с физикой всегда проблемы были. Ты мне как идиоту объясни, чтобы я хоть примерно понял.
Моррис тяжело выдохнул. Ему предстоял разговор о свойствах материального с человеком, знания которого ограничивались курсами полицейской академии. Уроки экстремального вождения, основы баллистики, и правила заполнения различных документов отчетности, ну может быть немного юриспруденции. На этом образованность Букера заканчивалась.
— Тогда для тебя, Генри, станет большим откровением то, что я сейчас скажу. Этот, как ты изволил выразиться, кудрявый, седой и с высунутым языком, открыл одну особенность вселенной. Все, что тебя окружает, эти сидения, автомобиль, — он похлопал ладонью по рулевому колесу, — брезент, это все энергия. Даже ты сам — энергия.
— Чего?
— Не зацикливайся пока на этом, просто прими как данность, ибо дальше будет хуже. Твой пистолет работает благодаря временнСму парадоксу, который запускается аннигиляцией свинца в пуле.
— Ты прав, стало хуже — скривился Букер, уже начиная жалеть о том, что спросил.
— Мой рисунок на корпусе пистолета воздействует на свинец и тот, при проникновении в жертву лишается материальной оболочки, высвобождая всю энергию, заключенную в своих атомах. Это как мыльный пузырь с дымом, как только он лопнет, дым тут же разлетится. Далее, полученная энергия тратится на искажение пространственно-временного континуума, обращая течение времени вспять до начала возгорания пороха в гильзе, возвращая всю систему в первоначальное состояние. Иными словами, дым из мыльного пузыря попадает в глаза диск-жокею и тот начинает крутить песню задом наперед. Парадокс заключается в том, что объект воздействия, или же, если говорить проще, человек в прицеле не входит в область временного коллапса и его повреждения остаются нетронутыми. По сути, энергия на повреждение цели берется из ниоткуда, ведь если смотреть на весь процесс в целом, то в каком-то смысле выстрел даже не происходил, а отверстие от него появилось.
— Да, сложновато. Давай еще проще.
— Если еще проще, то патроны у тебя бесконечные, и начинены они маленькими бомбами, — все естество Нормана бунтовало против такой варварской интерпретации тончайших манипуляций вселенскими механизмами, но читать лекции по физике у него не было совершенно никакого желания.
— Но как рисунок может сделать такое? — спросила Рита, вытирая грязным рукавом больничной формы заплаканные глаза и стирая с них остатки потекшей туши. Ей уже порядком поднадоело реветь и жалеть себя, но начав этот нехитрый процесс, остановить его становится довольно сложно, а разговор на отвлеченные темы вполне мог помочь, — Я имею в виду, что если бы каракули могли взрывать свинец и крутить время, как им вздумается, то кто-нибудь да заметил бы такое. В детстве я все обои в доме разрисовала и ничего.
— Увы, мисс Босси, этого я не знаю. Предпочитаю думать об этом в контексте одаренности или таланта, если позволите. К примеру, у многих людей в мире есть предрасположенность к рисованию и многие из них, при должном количестве практики, способны нарисовать добротный натюрморт или портрет. Но лишь единицы делают это так тонко и искусно, что обычные масляные краски на куске ткани заставляют смотрящего на них испытывать эмоции, задуманные автором.
— Так ты что-то типа вундеркинда?
— Не уверен в правильности термина, — Моррис на секунду замолчал, — Хотя, если принять во внимание тот факт, что с немецкого вундеркинд переводится как чудесное дитя, а моя способность непосвященным в ее суть людям кажется чудом, то да, он вполне подходящий.
— Боже, Норман, ну как ты умудряешься быть таким удивительным и таким нудным одновременно? — не выдержала Рита. Она не была уверена в рисовальных талантах Морриса, но дар с рекордной скоростью выводить из себя собеседника манерой речи у него явно был.
Букер вдруг подскочил на месте так, словно его осенило, и громко хлопнул в ладоши.
— Слушай, Норм, а меня сможешь научить?
— Научить? — переспросил Моррис.
— Да. Ну, у великих художников же бывают ученики? Покажешь мне что-нибудь простенькое, а я повторю. Вдруг получится? Было бы круто.
— Не думаю, что это сработает. Мне кажется, дело не в самом рисовании, а в голове. Отец помогал мне развивать навыки годами и получалось у него это сугубо потому, что он сам был не так прост и понимал, что происходит в моем сознании. В твоем же, Генри, черт ногу сломит.
— Да ладно, тебе что, трудно? Все равно нам больше нечем заняться, а так, найдем где-нибудь бумаги и попробуем. А Рита пока поведет. Скоро ее смена и дорогу она знает. А?