Где пальмы стоят на страже...

Жозе поторопился исполнить приказ. И теперь, вздохнув с облегчением, рабочие переговаривались. Сухопарый, грамотей, ходивший на станцию за газетой, вовремя, чудак, заговорил про недавний случай с «утопшим». Другой признался в своих опасениях, но осторожно, чтоб не рассердить хозяина. Жозе молча, опустив голову, глядел в землю, глубоко задумавшись. Но все на опыте знали, что потерянная ручка увязла в жидкой глине и что надо теперь осушить колодец. Жозе поднял голову, решившись:

— Так не выйдет, сеньор Жоаким Престес, надо воду черпать.

Жоаким Престес вдруг согласился. Крикнули Альбино, что подымают. Несколько минут никакого ответа. Все, в молчании, ждали, сердясь на упрямство Альбино. Веревка дрогнула вдруг, в знак, что можно. Жозе живо схватился за рукоять и крикнул:

— Готово!

Веревка, выпрямясь, натянулась. Даже не ожидая, чтоб помог другой рабочий, Жозе, силой братской любви, сам повернул рукоять. Вал глухо взвыл в быстром повороте и пошел, скрипя и стеня.

— Вы бы хоть смазали эту штуку, черт подери!

Только когда Альбино возник из колодца, вал остановился и затих. Парень был весь залеплен грязью, словно чудище какое. Спрыгнул на землю и прошел три шага, спотыкаясь, как оглушенный. Низко опустил голову, хрипя и откашливаясь, махал руками, топал ногами, под душной тяжестью глины, комьями плюхавшейся на землю. Нервно пошутил, чтоб подбодрить себя и ребят:

— Здоров холодок!

Стал одеваться, не вытираясь, жадно, — рубашку, дырявый свитер, пиджак. Жозе принес свой пиджак, молча бросил на спину брату. Альбино взглянул на него, светло и глуповато улыбнулся в благодарность. Как девчонка, счастливый, закутался в огромный пиджак брата, наслаждаясь.

Жоаким Престес находился в крайнем возбуждении, заметно было. Даже не старался скрыть этого от гостя. Сторож пришел сказать, что жена велела приглашать хозяина в дом — обед на столе. Старик бросил жесткое «иду!», продолжая прислушиваться к разговору рабочих. Сухопарый советовал поискать в городе землекопа, знающего, как рыть колодцы. Жоаким Престес взорвался. Не намерен платить землекопу из-за какой-то ерунды! Лень — вот всему причина! — вычерпать неглубокий колодец — это вам не в Африку ехать за рабами! Ребята обиделись, вообразив, что хозяин обзывает их рабами. Приняли вид оскорбленной гордости. И тот же сухопарый, более независимый, чем другие, решительно взглянул в глаза Жозе, ища опоры у самого сильного, и то ли спросил, то ли решил:

— Пошли?!

Тотчас же засуетились, ища ведро, накладывая крест-накрест на пасть колодца доски, способные выдержать тяжесть человека. Жоаким Престес с гостем отправились обедать.

Хмурый обед, хоти рыба была жирна и вкусна. Жоаким Престес был мрачен. В нем зрело первобытное неизбывное упрямство — получить свое вечное перо сегодня же. Для него честь, достоинство, власть не делились по степеням, выражаясь равно в том, чтоб привезти лекарство батраку, и в том, чтоб достать со дна колодца свое вечное перо. Дважды гость, словно не в курсе дела, спрашивал про землекопа из города. Только на «форде» можно было ехать в город, а «форд» был нужен Жоакиму Престесу — ездить на тоню и обратно; и поскольку сторож утверждал, что рыба не ловится, старик заупрямился, решив показать, что на его тоне — ловится. К тому ж — что за черт! — батраки должны осушить колодец, бездельники! Жоаким Престес дрожал от гнева. Взвалив вину на рабочих, он словно снимал с себя вину за то, что заставляет их трудиться впустую.

После обеда позвал жену сторожа, велел вынести людям кофе, да погорячее. Спросил, нет ли водки. Не было, с этими холодами всю выпили. Пожал плечами, сомневаясь. Полускосил глаза на гостя — за советом.

Потом коротко извинился, бросил гостя и пошел взглянуть, что там делается у колодца. И больше уж не вспоминал о рыбной ловле.

А у колодца кипела работа. Один опускал ведро. Другой, сильно дергая веревку, ухитрился, наконец, накренить ведро там, на дне, чтоб вода вливалась в него. И когда ведро вытянули, после того, как долго держали в колодце, оно было полно меньше чем до половины, да и то жидкой грязью. Его передали по рукам, чтоб выплеснуть подальше, не дав воде просочиться в рыхлую землю по краям ямы. Жоаким Престес спросил, убывает ли вода. Рабочие ответили досадливым молчанием. Наконец один сказал с вызовом:

— Куда там!..

Жоаким Престес стоял недвижно, наблюдая работу. И Альбино, услужливей других, предложил:

— Еще б одно ведро…

Батраки переглянулись, встревоженные. И чертов этот сторож вспомнил, что у жены есть ведро, и пошел искать. Сухопарый, еще более встревоженный, чем другие, заверил:

— Ни с одним ведром, ни с двумя — никто не полезет! Там грязь одна, вода бьет сильно.

Тут Жозе прервал свое свирепое молчанье, чтоб объясниться начистоту:

— Два ведра — значит, опять лезь? Альбино больше не полезет!

— Чего суешься, Жозе! Брось, пожалуйста!.. — Альбино огрызнулся.