Где папа?

— Ты мне?

— Ну а кому ещё? Пошли со мной.

Он тоже оглянулся. Вдруг взгляд его замер. В дверях стояла Алиса. И угрюмо на него смотрела.

— Рома, — сказала я, — она же меня потом…

— Слушай, я тебе тогда помог!

Я фыркнула. Надо рассказать Андрюхе. Чтобы он окончательно перестал бояться Фокса.

— Ты только ещё кого-то после меня пригласи, — предупредила я, — не хочу, чтобы об меня потом сигареты тушили.

Он вздохнул и вытащил меня в середину зала. Положил руки на талию, соблюдая «пионерское расстояние». Потом снова вздохнул, словно набираясь храбрости, и прижал к себе чуть ближе, положив ладони на мою спину.

У меня внутри всё так и прыгало. Честно сказать, я ни с кем не танцевала. В смысле, я никогда не ходила на дискотеки, не думала, что меня вообще кто-то может пригласить, такую страшную.

Я понимала: то, что мы с Фоксом танцуем сейчас, — вообще ничего не значит. Но всё равно было жутко волнующе. У меня вспотели ладони, хорошо, что у него рубашка была тёмно-серая, а не белая, иначе, наверное, мои лапы бы отпечатались.

Девчонки на меня смотрели с завистью.

— Погоди, — сообразила я, — а ты пригласил меня, потому что она ко мне ревновать не будет?

— В смысле? — не понял он.

— Ну, у меня такая ро… то есть внешность, что… ну как бы… не вызывает ревности? Нет?

— Слушай, я тебя пригласил, потому что ты нормальная, — сказал Фокс.

— Спасибо, — удивилась я.

И медляк кончился. Началась игра в яблочко. Ну, когда яблоко зажимают между подбородком и шеей и передают по кругу. Без помощи рук, конечно.

В принципе, я себя чувствовала гораздо увереннее, чем когда пришла. И на меня как-то смотрели… Как на нормальную.

Но всё же я решила, что игра в яблочко для меня уже слишком. Ту мач, как говорится. И направилась к выходу. А на меня торпедой шла Алиса. Прищурившись, полная решимости. Я испугалась. Но она, обогнув меня, двинулась к играющим в яблочко (Фокс как раз передавал яблоко Наташке).

Фух…

Всё-таки, я считаю, от Алисиного гнева меня рожица страшноватая спасла.

А на следующий день мы поехали на дачу, и впервые дорога не показалась мне мучительной, потому что я думала про дискотеку, Фокса, Алису, остальных.

Мама долго возилась сначала с замком на калитке, потом — в доме.

— Тут, — пыхтела она, — нужна не женская сила…

Грустно мне стало — просто ужас. Это же первый раз, когда мы на дачу без папы приехали. Я подумала, что теперь при каждом деле такие мысли приходить будут. Это папа делал, то папа делал. А вот это без папы — вообще никак. Например, грядку под картошку вскопать.

Я зашла на кухню и увидела её.

Никакого пюре

…Папа с хитрой улыбкой появился в дверях кухни, упёрся руками о дверной проём и наклонил голову.

— Отгадайте, что я купил?

На локте у него, шурша, покачивался обычный синий пакет. Папино лицо было тёмным от загара, лоб блестел от пота. Он тяжело дышал, жевал жвачку, но взгляд у него был такой задорный, словно он готов вытащить из кармана, посреди июльской жары, палочку с бенгальским огнём.

А у мамы как раз подгорала рыба. Кусочки морского языка, тщательно обвалянные ею в муке и соли, насмерть прилипли к чугунной сковородке, которую она из принципа не хотела менять на новую.

Так что мама стояла распаренная, с красным лицом, и ковыряла рыбу то лопаткой, то вилкой, с грохотом бросала их в раковину и приговаривала:

— Ах, чтоб тебя! Вот зараза! Ну ты подумай! На секунду отвлеклась!

Так что угадывать пришлось мне.

— Новый половник?

— Не-а!

Папа с довольной улыбкой вытащил из пакета какую-то штуковину, похожую на тяпку, только маленькую и пластмассовую.

— Вот! Вот что это такое! Кто угадает, тому приз! А?

Мама бросила на штуку взгляд и хмуро ответила:

— Картофеледавилка!

Папа надул губы и сделал брови домиком.

— Ну вот… Так нечестно. Ты знала? Или угадала?

— Объясните мне, — потребовала я, — зачем давить картофель? Сок из него, что ли, делать?

— Вот именно, — тихо сказала мама, огорчённо выкладывая из сковородки куски морского языка с ободранной спиной, — зачем давить ею картофель, если есть толкушка.

— Толкушка — это толкушка, — заспорил папа, — а тут приспособление. Пюре делать. Люди специально придумали.

Мама молча оттирала сковороду, теперь уже губкой, подставив под струю воды.

— Ну вот, — повторил папа и повернулся вокруг себя, — я так не играю…

Он положил давилку на стол и пошёл к себе в комнату. Мама посмотрела ему вслед и вдруг, словно что-то вспомнив, прошептала:

— Ой… обиделся! Иди скорее за ним, похвали давилку. А то прихватит писательский кризис.

Я пошла к двери.

— Давилку он купил, — услышала я за спиной мамино ворчание, — лучше бы сковородку новую привёз.

Папа сидел за ноутом, который всегда привозил с собой на дачу, чтобы писать рассказы. Сколько бы я новое приспособление ни хвалила, он мне уже не верил.

— Да-да, — рассеянно отвечал он, щёлкая мышкой, — конечно… купил я чушь какую-то… да мама ещё и знала, что это. Нет чтобы притвориться, что не знает… Ладно, сам понимаю, зря купил. Такой день…

В общем, сегодня, когда мы с мамой приехали на дачу без папы, первой нас встретила эта давилка.