Где правда, там и ложь (ЛП)

– Зелёного, – ответила я, украдкой поглядывая в окно. Никого.

Фрау Картхаус-Кюртен с готовностью обшарила гардеробную.

– Нету. Нет, фрау Шютц, никакого зелёного шарфа. А вы не могли его забыть в каком-нибудь другом месте?

– Да, – ответила я. – Может быть. Извините, если я помешала. – Сейчас я казалась себе совершенно ненормальной. Если у кого-нибудь и были сомнения насчёт того, что я нуждаюсь в лечении, то сейчас бы эти сомнения совершенно исчезли. К шизофрении «чертёнок-ангелочек» сейчас добавилась ещё и мания преследования. Кроме того, я украла фломастер.

Выйдя за входную дверь, я ещё раз внимательно огляделась. Лео нигде не было видно. Разумеется, нет. Вряд ли бы он стал преследовать меня через полгорода. Совершенно на него не похоже. Он был слишком разумен для этого. Наверное, он сейчас думал, что ему явилась фата-моргана. Распорядитель наверняка объяснил ему, кого он на самом деле видел: Беату Розер, церковную органистку. Да, она не пунктуальна, но больше ничего плохого о ней сказать нельзя. Не считая, правда, того, что она покинула помещение посреди интервью по приёму на работу. Ну что ж, в таком случае фрау Розер ожидает отказ, поскольку ритуальный зал Хелльман известен своей надёжностью далеко за пределами города.

Ну ничего: я украсила плакат решающим комментарием, и это чертовски меня радовало. Жаль, что меня там не будет, когда они обнаружат Оер-Эркеншвик среди гламурных столиц большого мира. Под дождём я прошлёпала к Главной улице, затем повернула и пошла по параллельной улице. На всякий случай. Лео мог ехать там на машине и увидеть меня – лучше этого избежать. В странно приподнятом настроении я подошла к посёлку «Насекомые», обнаружив по дороге две новые улицы, однозначно доказывающие, что городские планировщики давали им названия в состоянии сильного алкогольного опьянения. Кто, интересно, хотел бы жить на улице «Проезд Коровякового Кожееда» или, ещё лучше, «Переулок Клопа-вонючки»? Хихикая, я фотографировала эти чудные названия на мобильник, но потом снова всё удалила, потому что вспомнила, что Карл их больше не увидит. Карл умер.

Завтра его похоронят во второй раз. Завтра будет шесть недель, как он умер. Завтра будет шесть непредставимых недель, как я без него живу.

Я начала плакать. По моему лицу текли вперемешку дождь и слёзы, и сквозь эту пелену я больше не могла читать уличные таблички, не говоря уже о том, чтобы над ними смеяться. И вообще уже давно стемнело, давно уже стемнело в этот холодный и мокрый декабрьский вечер. Здесь, в стороне от магазинов, дорогу освещали только окна жилых домов, по-рождественски украшенные звёздами, свечами и ангелами, и за каждым окном жила счастливая пара, счастливая семья или по крайней мере счастливая женщина с котиком. Я была единственным в мире одиноким существом.

И в тот самый момент, когда я об этом подумала и с заплаканными глазами и рыдающей душой сделала очередной шаг, я вступила в собачьи какашки.

Я перестала плакать и начала ругаться. Потому что мне вдруг стало ясно, что это не я тут ненормальная, это жизнь ненормальная, и не мне, а жизни срочно нужен психотерапевт.

Я тщательно вытерла туфли о траву, но собака, похоже, была размером с верблюда, потому что какашки приклеились ко всей подошве и изрядно воняли. В конце концов я сдалась и злобно пошла дальше. Ну ладно! Я прямо сейчас куплю себе пару новых туфель. Пару туфель Сантини. Самых дорогих, какие у них есть.

По дороге я намеренно вступала в каждую лужу, словно непослушное дитя. Ну, жизнь, тебе всё мало, у меня сейчас ещё и промокнут ноги. И брюки внизу уже совершенно мокрые. И вообще я могу стать ещё мокрее, только если упаду в пруд. Я что, сейчас ещё и воспаление лёгких схвачу?

В проезде Жука-бронзовки было светло как днём – наперегонки сияли витрины магазинов, над проезжей частью колыхались гирлянды рождественских огней. В витрине «Пумпс и Помпс» стояла огромная новогодняя ёлка, украшенная красными туфельками и освещённая гирляндой из белых звёзд. Даже с противоположной стороны улицы это выглядело чудесно. Внутри магазина наверняка тоже очень уютно, я сейчас выброшу туфли, сяду на диван и выпью капучино. Мими и её подруги станут утешать меня и морально поддерживать. И, конечно, они посмеются над историей с испорченным плакатом. Я уже собиралась пересечь проезжую часть, как дверь магазина открылась и на улицу вышел Лео.

Этого не может быть!