Вот о чем думал комиссар Кристен. Его интересовали трагические судьбы альпинистов. Мысленно он видел их — долговязого Фоскини, всегда немного сутулившегося усатого Кассена с черными как уголь глазами, веселого Штайнера, такого молодого, что даже синьор Кавалли вышел из своей обычной хмурой задумчивости и глаза его заблестели. А Пике из Женевы? Как апостол, он не жил на земле, а возносился духом в горные выси…
Пике из Женевы, правда, был весьма предусмотрительным человеком. Они были так близки по духу, Пике и Верди. И оба никогда не расстраивались и не теряли присутствия духа. Но вот Пике сорвался, а Верди взошел на вершину! Значит, он верил, что дьявола Молчащих скал там не было.
Верди в одиночестве сидел в тесном ресторанчике. Взглянув на вошедшего Кристена, он вздрогнул, как от озноба. Лицо, волосы и небритая щетина на щеках комиссара были покрыты мелкими капельками тумана.
— Ваши показания, — заметил, усаживаясь за стол, Кристен, — были не слишком откровенны. Я имею в виду восхождение на стену.
Верди занервничал. Не потому, что совесть его была нечиста — он не лгал. Но его удивило, что комиссар ему не доверяет. Правда, он умолчал о чувствах, охвативших его, когда он коснулся скобы Фихтеля. Это был страх, и молчал он только потому, что снял со стены проклятие.
— Я собирался с вами поговорить, комиссар. Была проблема, которая не покидала меня все время восхождения. Я боялся сорваться вниз. Однажды даже решил, что вот-вот упаду и сорву своего напарника. Можете спросить его. И я велел ему отвязаться, объясняя тем, что канат опутал мне ноги. Он сам меня не видел, был за уступом, но мне поверил, не запаниковал, а спокойно остался на месте. А как вы догадались?
— Вспомнил Пике. Почему сорвался именно он, человек, не веривший в предрассудки?
Верди молчал.
— Что-то должно было его встревожить, а испугавшись, он был уже не так внимателен.
— Знаете, тогда говорили, что утрата маленькой дочери расшатала его нервы и ухудшила реакцию, — сказал итальянец, но комиссара это не убедило.
— Послушайте, — Верди в упор взглянул на Кристена, — у вас есть основания заниматься расследованием гибели Ханта и Секки?
Кристен не был готов к неожиданному вопросу, поэтому только буркнул, что его всегда занимали трагедии, безвременно обрывавшие чью-то жизнь.
— Идите спать, милый Верди, и не ломайте голову. Пойдете завтра на стену?
— Нет, комиссар, не пойду, потому что боюсь. Может быть, я трус?
— Вы осторожны, мой дорогой друг, и я этому рад. Спокойной ночи.
Он снова вышел на улицу. Ветер начал стихать, но наверху, среди скал, он выл и визжал, грохотали летящие камни.
Комиссар поднимался в кромешной тьме. Не зная толком, зачем лезет на гору, он хотел оказаться подальше от людей, там, высоко, где место только сильным и ловким. Пытаясь сосредоточиться, он искал одиночества и близости к бескрайнему пространству.
Поднимался он медленно. Ступая осторожно, перешагивая камни, все шел и шел, не чувствуя усталости. Скоро будет у цели…
"Придите к леднику сегодня ночью, — сказал ему Нино, старший сын Сандры. — Придите и услышите рев дьявола Молчащих скал, который убил моих отца и отчима".
Он был на месте. Прислушался.
Где-то сошел камнепад, с грохотом рухнул в ущелье. Потом наступила тишина, даже ветер стих. Вокруг вздымались горы, черные от темноты. Черными были и ледник, и скала над ним.
Глаза комиссара привыкли к темноте. Внимательно оглядевшись вокруг, он вдруг едва не вскрикнул.
Трос!
Крученый трехжильный трос из итальянской конопли, прекрасный светло-желтый трос, который мог выдержать девяносто пять килограммов в свободном падении с трех метров, а если со страховкой — то и с пяти.
Комиссар Кристен заторопился назад, в пансион. Он хотел выспаться, чтобы с утра пораньше поехать в Понтрезину и заняться тросом. Но не успел сделать и шагу, как перед ним словно из-под земли возникло странное существо в шкуре и с тяжелой палкой в руке.
— Нишагу дальше! — задребезжал скрипучий голос, и сгорбленная фигура выпрямилась. Хотя она и сжимала что-то вроде толстой пики, намерения явно не были враждебными, поскольку призрак вытащил откуда-то замотанный в тряпки сверток.
— Коснись его, несчастный, — снова услышал комиссар дрожащий голос и, у нег перед носом оказался сверток, точнее, что-то вроде матерчатого кисета, в котором горцы носят на шее деньги.
— Что вы здесь делаете? — выдавил из себя Кристен, отступая на шаг.
— Несу жертву дьяволу Молчащих скал, — ответил тихий голос, дрожащий от страха. — Там соль и шафран. Дьявол Молчащих скал — мой хозяин и господин. Сегодня он в ярости, хочет новую жертву. Но нельзя ему принести человека, а то он станет ненасытным… Тише! Слышите?
Слышен был только отдаленный вой ветра да грохот падающих камней.
— Нужно бросить на ледник соль и шафран, он и успокоится…
— Кто вы? — спросил комиссар, нащупывая фонарик. Но батарейки отказались работать.
— Вы меня не знаете? Я забочусь о мертвых и храню их покой. Я Энрико Амелотти, могильщик.
— Ах, это вы! А откуда вы знаете, что дьявол в ярости?