Где-то есть ты…

Когда подъехало такси, я трясла головой, пытаясь высушить волосы. Через минуту левая задняя дверь открылась, и в салон с пакетом в руках забрался Антон. На нём были белая футболка, светлые шорты и сланцы. Выглядел он слегка растерянным.

– Привет, – оживилась я, отодвигаясь, чтобы позволить ему сесть удобнее, – первый раз вижу тебя в человеческой одежде! Ты такой красивый. Простой. Близкий к народу. Хотя и в костюме ты бываешь очень даже хорош.

– Не смущай меня, – улыбнулся он и открыл пакет, – привёз тебе коньяк, настойку и бальзам. Не знал, что ты еще захочешь. Тут и рюмки. Одноразовых не нашёл, взял из дома хрустальные. А ещё сыр, виноград и конфеты.

– О, – рассмеялась я от удивления, – ты запасливый. У меня вообще-то есть пластмассовые рюмки в бардачке. Могу достать. Если ты отвернёшься. Мне очень неловко, что я в таком виде, вся моя одежда сушится прямо перед твоим носом.

– Тебе очень идут мокрые волосы, ты такая красивая. – Он огляделся вокруг, не выдержав моего пристального взгляда. – Давай я сам достану рюмки.

Приподнявшись, он дотянулся до передней панели и открыл бардачок:

– Вижу документы, салфетки, жвачку, брелок и какой-то бумажный цветочек. Никаких стаканчиков или рюмочек.

– Значит, они здесь, в кармане сидения, – произнесла я озадаченно. Меня словно окатили ведром холодной воды при упоминании цветочка из бумаги, который был подарен Сашей.

Мы одновременно потянулись к карману водительского сидения, и обоих обожгло случайное соприкосновение наших рук.

– Точно, – прошептал Антон, они здесь.

– Я тебя не оторвала от дел? Может быть, затруднила своей просьбой приехать? – спросила я, пока он доставал посуду.

– Нет, что ты! Я дёрнул со всех ног, как только представил, что существует хоть какая-то возможность того, что ты мне сегодня опять прочтёшь какие-нибудь стихи!

– Обязательно, но для этого нужно немного выпить, – усмехнулась я, – давай посмотрим, что у тебя там есть.

– Я взял бальзам, потому что он настоян на тридцати разных травах. Вот, почитай, – Антон протянул мне маленькую бутылочку, – он поможет тебе не заболеть.

– Хм, не пойдёт, – возразила я, изучив этикетку.

– Почему? – удивился он.

– В составе есть гвоздика. Я её просто не выношу. Даже если бы не читала состав, выпила рюмку, то дальше бы не смогла. Меня тошнит от неё. Даже если в блюде или, например, в соусе, который готовит мой друг Митя, есть хоть щепотка гвоздики, я сразу замечаю и отодвигаю тарелку в сторону.

– А у меня на ваниль такая реакция!

– Интересно, – сказала я, откручивая крышку следующей бутылки, – м-м-м, а вот эта пахнет чудно! Обожаю настойки: рябина, арония, смородина, неважно. Эта любовь осталась с бедных студенческих времён. Если вино – напиток, более любимый женщинами, а водка – мужчинами, то у настойки нет пола. Эти восемнадцать-двадцать четыре градуса одинаково хорошо пьются и переносятся и теми, и другими.

– Какое философское наблюдение! – рассмеялся Антон, протягивая мне рюмку и кусочек сыра.

– Ты ещё не слышал мои рассуждения о русском мате! – воскликнула я, выпив и на секунду зажмурившись. – Могу долго говорить о его силе и значении. Ведь одним матерным словом можно выразить целую массу чувств и эмоций! Не зря весь мир матерится по-русски. Только я сама уже почти три месяца, как не выражаюсь.

– Ну и молодец, – поддержал Антон, закусывая, – девушка не должна материться.

– Я это делаю не для себя, а для того, чтобы угодить человеку, в которого неудачно влюбилась.

– Неудачно?

– Да, эта больная любовь до сих пор приносит мне только страдания и разочарования. Поэтому я и не могу предложить тебе отношений.

– Понимаю, о чём ты. Тогда давай просто общаться – посмотрим, к чему это приведёт, – пожал плечами Антон. Его глаза стали печальными.

– Я строю отношения только на чувстве любви, и мне бы хотелось что-то в конце концов к тебе почувствовать… Кроме влечения. Встретились бы мы немного раньше, я влюбилась бы в тебя без памяти. Но сейчас моя душа изранена осколками чувств к другому человеку. Извини.

– Это из-за него ты сегодня забралась в такую глушь одна и вымокла, как лягушка?

– Ага, – горько прошептала я, склонив голову.

– Ева, всё будет хорошо, – он погладил меня по плечу.

– Я не хотела давать тебе напрасных надежд, когда просила приехать. Прости.

– А что ты хотела?

– Я хотела поплакать у кого-то на плече, почувствовать поддержку. Скрасить одиночество.

– Тогда я буду сегодня твоим другом. И всегда, когда ты попросишь.

– А ещё, – я подняла глаза, по щеке ползла одинокая слеза, – когда я тебя увидела, мне захотелось броситься в твои объятия и найти там утешение. Хотела, чтобы ты любил меня прямо здесь. Я совсем сошла с ума. Так нельзя. Это не принесло бы облегчения. Извини меня, Антон. Говорю что попало.

– Знаешь, что? – Он убрал початую бутылку на заднюю полку, отодвинул пакет и крепко обнял меня. – Мы не станем этого делать, чтобы ты потом не корила себя за ошибку. Если ты когда-то полюбишь меня, просто придёшь, и мы посмотрим, как быть дальше.

– Спасибо, – всхлипнула я, уткнувшись в его плечо.