— Эх, ну как их можно не любить, — сказал Марк Григорьевич, глядя вслед пухлой Марине.
— Вы это серьёзно? — спросил его Захар. — Вы хотите сказать, вам наша медсестра понравилась?
— Дорогой мой, как женщины могут не нравиться? — ответил Марк. — Каждая из них чудо, созданное природой для нашего удовольствия.
— Что? И эта Марина? — не переставал удивляться Захар. — По-моему, вы просто шутите? Грубая женщина, внешне совершенно не привлекательная… Да, черт возьми, она же просто толстая!
— О, милейший, вы просто не видите красоты, — оживился Марк Григорьевич, подсаживаясь ближе к Захару. — В этом-то и смысл. Это, если хотите, игра. Увидеть красоту там, где её нет, раскрыть, заставить саму женщину поверить в то, что она прекрасна. Сделайте это, и она ваша, ваша полностью и безраздельно.
— О, смотрю, вы ценитель… — заметил Захар.
— Вы правы, не могу без женщин, — согласился Марк. — Их страсть, их любовь, в этом и есть смысл. Люблю их. Вот из-за них-то я и здесь.
Марк достал из кармана таблетку и покрутил в руке.
Захар увидел знакомое название.
— А, понимаю, — сказал он. — А вам не надоело тратить свою жизнь на них?
— На женщин? — переспросил Марк.
— На женщин, пить таблетки. Стоят они того? — спросил Захар.
— О, вижу, милейший, вы тоже задумывались об этом, — ответил Марк. — Приятно побеседовать с тем, кто тебя может понять. В моём случае да, стоит. Не могу без женщин. Для меня, если хотите, это и есть сама жизнь.
— Занялись бы чем-то иным… — предложил Захар. — Раз вы такой ценитель прекрасного, эстет, книги бы что ли стали писать, картины… Психологом стали бы…
— А зачем? — спросил Марк, наливая всем чай. — Почему считается, что в жизни обязательно должна присутствовать какая-то деятельность? Может просто лучше расслабиться и получать удовольствие от того, что тебе по душе?
— Точно, — сказал Павлуша, дожёвывая колбасу.
— Вот вы, любезнейший, простите, не знаю вашего имени… — продолжал Марк.
— Захар… Захар Андреевич.
— Вот вы, любезнейший Захар Андреевич, судя по всему, были весьма в своей жизни активны. И каков итог? Мы оба с вами сидим в одной и той же палате. А вы-то, похоже, помоложе меня будете…
— А, бог с вами, — махнул рукой Захар. — Не мне вас жизни учить и уж точно не сейчас…
— Вот это правильно, — согласился Марк.
— Просто удивило, как это вы сочли привлекательной нашу медсестру?.. — не унимался Захар.
— Дорогой мой, дружба с медперсоналом никогда не повредит, — ответил Марк Григорьевич, протягивая Захару крепко заваренный чай. — А женщин я всех люблю, имею такую слабость.
— А я поесть люблю, — вступил в разговор Павлуша, принимая свою порцию чая из рук Марка Григорьевича. — И что? Чем это плохо?
— Простите, а сколько вам лет? — спросил Павлушу Захар.
— Тридцать… Не, тридцать один будет через пару дней.
— Тридцать один… Только вряд ли будет, если вы здесь, с нами, в этой палате… — сказал Захар. — Вы не считаете, что тридцать лет — это слишком мало? Слишком рано заканчивается ваша жизнь…
— А зачем она мне? — спросил Павлуша, заглядывая в свою сумку. — Я не знаю, что мне тут делать…
— Тут?.. Значит, вы считаете, что есть «тут» и есть «там»? — спросил Захар.
В этот момент дверь палаты снова открылась, и на пороге появилось кресло-каталка. В окружении проворных, как выяснилось позже, родственников в палату был ввезён шумный старикашка.
— Колька, ну что ты там стоишь? — суетился старик. — Вези меня, вон видишь кровать.
— Наташка, давай, подними одеяло. Да подушку поправь. Де не так… Безрукая какая… Как я буду сидеть? Взбей посильнее, да поставь… Давайте, перекладывайте меня. Да осторожнее. Изверги…
Захар с удивлением смотрел на развернувшееся перед ним действие.
Мужчина лет пятидесяти и женщина, по-видимому, его жена, ещё мужчина помоложе, женщина постарше, пытались переложить с каталки на кровать старика, который, как показалось Захару, мог отлично это сделать сам.
— Ой, изверги… Только и ждёте моей смерти, — приговаривал старик. — Галька, пойди скажи, чтобы обед мне принесли.
— Обед вам не дадут, — сказал Захар. — Прошёл уже…
Старик приподнялся на взбитой для него подушке и обвёл глазами палату. Он смотрел, будто удивлялся тому, что здесь, рядом с ним, находятся ещё какие-то не знакомые ему люди.
— Мошенники… Галька, иди проси обед… — заверещал старик. — Меня обязаны накормить.
— Не дадут, поздно заселились, — сказал Захар.
— Ага, я уже просил… — подтвердил Павлуша, жуя печенье и запивая его чаем.
— Всё у нас так… Куда власти смотрят. Не дадут человеку спокойно умереть… — возмутился старик. — Колька иди ты проси, требуй. Каталку у них еле выпросили, видите ли, нет, не положено, так ещё и дороги на подъезде посмотрите какие…
— А какие? — поинтересовался Захар.
— Яма на яме, не проедешь… а тут, между прочим, не здоровые люди собираются… Не доберёшься, всего меня порастрясли…
— Тут собираются те, кому через пару дней будет уже всё равно, какие дороги, какой обед… — сказал Захар.
Старик снова приподнялся на постели и устремил свой взгляд на Захара.