Где-то рядом

По сути дела, здесь даже не идёт речь об эскапизме — бежать некуда. «Сердечная тоска» практически не заглушается краткими всплесками «разгула удалого». Выхода из тупика будней нет. Пытаясь найти отдушину в природе, лирический герой всё же не может полностью раствориться в созерцании неповторимого мгновения. Вечные вопросы смысла жизни и конечности земного бытия не снимаются с повестки ни при каких условиях. Проникновенные, виртуозные стихи о природе проникнуты всё той же неуёмной грустью и тревогой. Автор никогда не говорит прекрасному мгновению: «Остановись!», непрестанно ощущая себя в потоке беспощадного времени.

Зелёный лук, редис и огурец…
У майского салата вкус восторга.
И кажется, что не придёт конец
И жить на свете будешь долго-долго…
(«Зелёный лук, редис и огурец…»)

В стихотворении «Гроза» нет упоения благодатным августовским дождём, столь желанным после изнуряющего зноя. Дробь капель — лишь напоминание о грядущих холодах.

Прильнув к оконному стеклу, приятно слышать,
Как барабанят капли по листве,
Как ветер жалобно скулит под крышей,
И вспоминать о скорой уж зиме…
(«Гроза»)

Поэт, по сути, не живёт «здесь и сейчас». Он весь — либо в размышлениях о прошлом, либо в предчувствии будущего. Он — ГДЕ-ТО РЯДОМ…

Потом придут похмелье и подсчёт
Упущенных возможностей и сроков.
А нынче… Нынче — с крыш вода течёт,
В пандан мечтам о счастье недалёком.
(«У живности любой весеннею порой…»)

«Memento mori»* никогда не переходит в «carpe diem»** — вечная тема «помни о смерти» не интерпретируется как призыв радоваться жизни. «Memento mori»* никогда не переходит также в «моно но аварэ»*** — любование ускользающей красой бытия, растягивающее миг до вечности и позволяющее в нём раствориться. Это всегда повод обратить свой взор к небесам в поисках духовного.

Опытные ювелиры знают: стоит лишь слегка изменить углы огранки — и самоцвет несказанно преображается. Причём для выявления красоты каждого — своя форма. Характер дарования Сергея Красноборода, на мой взгляд, оптимален для лирики духовной. Именно этот жанр, словно линза, концентрирует философский потенциал, рассеянный АБСОЛЮТНО во всём его творчестве. Квинтэссенция поэзии Сергея Красноборода — стихи, наполненные духовными озарениями («Чудесных книг благое содержанье…», «Мой быт неприхотлив. Писательство убого…», «Я видел путь, которым не пройти…», «Не жертвы, но иной живительной услады…», «Чаша Грааля», «Исторгнуть тьму, чтобы родиться вновь…»). Душа поэта, будто трепещущий на ветру стебель вьюнка, стремится на родину — в синее небо.

Когда луна карабкается в небо,
Чтобы завесить чёрную дыру,
Я вспоминаю родину, где не был
Я прежде никогда — в ином миру.
(«Когда луна карабкается в небо…»)

Примечательно, что и феерия праздника для поэта — это, прежде всего, расцветающий в поднебесье салют, которым любуются, «прижавши лица к небесам».

В вечернем небе червячки огней
Ползут и исчезают в разноцветье.
И аплодируют, кто в серой мари дней
Спешит упиться фейерверком этим.
(«Фейерверк»)

«В экстазе воздержанья от суеты» лирический герой обращает взор к Священному Писанию, обретая мир в душе и познавая благодать христианской мудрости.

Я вечные стихи читаю верным взглядом.
Тоска затеребит лукаво кровь.
Мне много нужно и немного надо —
Покой и воля, вера и любовь.
(«Я вечные стихи читаю верным взглядом…»)

Лишь только «читая Книгу, вечную, как небо», поэт ощущает, что «Дневная суета становится нелепой пред благодатью чудных тех стихов…»