Где-то у Проциона

– Нам здесь не нужно пилотаж крутить. Особенность тяжелого межпланетного корабля – точность ориентации. Вполне сравнимая с прецезионностью наводки телескопа. Доли градуса приходится ловить. Потому и база инструмента должна быть большая. Вот и пришлось сделать рубку в виде одного большого инструмента.

– То есть?

– Разметку видите? – показал Камов на линии на экране.

– Вижу, – сказал Лунин.

– А на пультах ложементов визиры?

– Тоже вижу…

– Ну вот, пилот, совмещая визир с координатами нужной точки на экране, задает точную ориентировку главной оси корабля. Так сказать – предварительно прицеливается. Штурман по своей аппаратуре проверяет установку более точно. А затем уже просто… Нужно только довернуть сам корабль так, чтобы привести экваториальное кольцо – Сергей Александрович указал на решетчатую ферму, к которой крепились кресла – к широте ноль на градусной сетке небесного глобуса… Вам все еще что-то непонятно, Вадим Петрович?

Лунин закрыл рот. Подумал. Потом сказал:

– Непонятно.

– Эк, – Камов крякнул с досадой. – Тогда, извините, окончательное объяснение уже после завершения коррекции!

– Хорошо… – согласился Вадим.

– Сережа, – между тем позвал Камов. – Ты готов?

– Готов, Сергей Александрович.

– Тогда работаем. Георгий – контроль осей! Сурен – рулевые двигатели!

– Есть! Выполняю! – донесла трансляция.

– Начали!

Если Лунин думал, что разворот самого корабля на новый курс, после того как предварительное прицеливание – или как его там? – выполнено, это не сложно, то ему пришлось в этом усомниться. Поворот следовало произвести не просто "направо-налево" или "вверх-вниз", а в двух плоскостях сразу – "вправо-вверх". А для этого требовалось сперва, работая враздрай носовыми и кормовыми рулями, развернуть корабль на строго заданный курсовой угол в плоскости эклиптики. Зафиксировать его в этом положении. А затем, используя другие группы рулевых двигателей, задать отклонение по тангажу, такое, чтобы параллелограмм сложения векторов прежнего движения и новой тяги выдал составляющую, направленную по грубому сопряжению в сторону орбиты Марса. При этом сохраняя значение ранее установленного отклонения по курсу.

И только после этого давать ход. И все бы это было ничего, но при массе в тысячу тонн и десятках (а если смотреть по размаху радиаторов, то и всей сотне) метров габаритов проделать такое было совсем не так легко.

5

Причина была проста.

Все сооружение, гордо именуемое "космический корабль "Ореол" представляло из себя вовсе не бетонный монолит. А, скорей, карточный домик, собранный на живую нитку. И от малейшего ускорения начинало колыхаться, как крона дерева, если его начать трясти за ствол. И очень важно было не "дунуть" слишком сильно, с одной стороны, а с другой, приложить достаточный импульс для того, чтобы огромная масса корабля сдвинулась-таки с места.

Меркулов работал джойстиками, как пилот истребителя в каком-нибудь авиасимуляторе во время боя (Уж такой-то опыт у Вадима был). Его мелкие, но частые движения руками и напряженность позы хорошо различались даже с другого конца рубки – из ложемента Лунина. Корабль заметно вздрагивал и покачивался. Вадиму хорошо видно было, как вибрируют, точно живые, длинные плоскости радиаторов за бортом "Ореола", словно перемешивая звездную россыпь вокруг корабля. Притом, что решетчатая ферма-кольцо, к которой крепились ложементы пилотов, оставалась относительно звезд неподвижной, впечатление выходило особенно сильным.

Все кончилось совершенно неожиданно. Корабль еще качался и вздрагивал, лопасти радиаторов продолжали колебаться, когда Меркулов вдруг сказал "Готово!" и откинулся в ложементе, отдернув руки от рычагов джойстиков. Вадим услышал, как облегченно выдыхает Камов, и поймал себя на том, что тоже расслабляет сведенные бессознательным усилием мышцы: напряжение непонятной, но тяжелой работы было заразительно…

– Отклонение по осям – ноль! – сообщил из астроотсека Калантаров с непонятным для Вадима восторгом. – Отлично выполнено, Серега!

– Спасибо, – отозвался Меркулов, и голос у него сейчас мало чем отличался от того, который Лунин слышал после резонансного удара.

– Молодец, Сергей! – подтвердил и Камов. – Теперь идешь отдыхать в санаторий. Четыре минуты! Вахту по управлению принимаю я. Выполняй! Бортинженер! Предпусковой контроль двигателя!

– Есть! – отрапортовал Акопян.

– Слушаюсь… – второй пилот слез с ложемента, тяжело прошагал к центральной колонне и скрылся в мембране телепорта.

Ничесе, подумал Вадим, наблюдая эту походку смертельно уставшего человека, а ведь он вымотался по самый край! Вот тебе и простая задачка…

– Ну что, Вадим Петрович, у нас есть немного времени, – повернулся к Лунину Камов. – Так что же вам было непонятно?