Где-то в районе Сретенки

— По какому поводу стриптиз? — остановив иномарку и приспустив стекло на дверце, весело спросил водитель, с восхищением рассматривая изящную беспокойную грудь стройной молодой женщины с темно-русыми короткими волосами.

— Ехать надо, — ответила Нина, назвала адрес и добавила фразу, которой часто и с успехом пользовалась для получения помощи: — Заплачу натурой.

— Я деньги люблю, красавица! Натуру оставь другому, — выразительно посматривая на евро торчавшие из женского кулачка, отозвался водитель.

— Получишь, — объявила Нина, решительно уселась на переднее сиденье и мысленно попросила своего ангела-хранителя защитить Ларису от Паши-гнома.

Водитель надавил на педаль газа, и иномарка покатилась за другой иномаркой к Садовому кольцу.

Тем временем Альберт Везбин в брюках носился от распахнутого зарешеченного окна комнаты к распахнутому зарешеченному окну кухни и обратно, по пути пиная входную дверь квартиры. Но сколько бы он не дёргал решётки на окнах, они не поддавались его могучим рукам.

ГЛАВА ШЕСТАЯ

Клавдия Назаровна сидела на мягком стуле за стареньким письменным столом. За спиной её висели на стене групповые фотографии любимых учеников разных лет. Когда-то на столе возвышались стопкой тетради школьников с сочинениями по литературе, а теперь лежала толстая тетрадь в коричневом переплёте. На её страницах Клавдия Назаровна писала воспоминания только карандашом после экскурсии по дому-музею Чехова на Садово-Кудринской улице, где увидела четвертушки бумаги, исписанные карандашом писателя.

Клавдия Назаровна медленно полистала тетрадь и задумалась о вымысле и правде в своих записях. Вот в дневнике история о судьбе рассказа из жизни школьников. Рассказ она написала в тридцать три года и отнесла в редакцию журнала. Но была ли эта история или нет — бездоказательно, а в дневнике есть строчки:

«Редактор журнала позвонил мне на домашний телефон вечером.

— Здравствуйте, Клава, — поздоровался он. — Ваш рассказ о дружбе и предательстве среди десятиклассников я утвердил к публикации в юбилейном номере журнала.

— Спасибо, — ответила я и почувствовала себя одуревшей от счастья. Никто среди моих родных и знакомых нигде не публиковался. Я даже представила, как удивится директор школы, когда я раскрою на его столе номер журнала с моим рассказом.

— Клава, жду Вас завтра в пять часов вечера в моём кабинете. Мы подпишем издательский договор, — сказал редактор и попрощался.

Ночью мне снилось, что люди идут по Сретенке и читают мой рассказ в журнале. Не помню, как я провела уроки в школе. В кабинет редактора журнала я вошла ровно в семнадцать ноль-ноль. Редактор — пожилой толстячок с весёлым круглым лицом — повалил меня на диван и приспустил брюки. От неожиданности я онемела, но ноги мои сами отбросили расслюнявившегося редактора под широкий подоконник. Не помню, как я выскочила в коридор. Меня трясло. Я плакала и смеялась над своими мечтами о славе писателя. Какая я была глупая, хотя тогда мне было тридцати три года».

Клавдия Назаровна закрыла дневник. Она не хотела читать, как редактор позвонил ей по телефону и сообщил, что рассказ её никогда не появится в журнале и в этой ситуации виновата только она.

Глухой стук раздался на лестничной площадке. Клавдия Назаровна вздрогнула. Подобный стук она порой слышала по ночам и фантазировала: часы исчезнувшей Сухаревской башни предупреждают москвичей, что энергия воровства, хамства, лжи вылезает через трещины в асфальте когда-то рыночной площади и расползается по Сретенке с переулками.

Глухой стук повторился. Клавдия Назаровна прошла в переднюю, приоткрыла входную дверь, выглянула на лестничную площадку — полумрак, темно-зелёные стены, никого!

Дверь квартиры Бориса Ивановича громыхнула, сотряслась от очередного удара ноги Альберта Везбина.

Клавдия Назаровна вспомнила, как рассказывала ученикам на факультативе по литературе, что из-за множества драк, из-за частых поножовщин, из-за множества пьяных рож и проституток Антон Павлович Чехов уехал из района Сретенки, хотя съёмные квартиры там были самые дешёвые в Москве.

— Прекратите шуметь! — шагнув на коврик для вытирания ног, громко потребовала Клавдия Назаровна. — Шум мешает мне общаться с прошлым!

— Моя невеста уехала к подруге, а меня закрыла, чтобы я нигде не шлялся до её возвращения. Моя невеста очень ревнивая, а у меня важная встреча с работодателем, — крикнул выдумку Альберт в замочную скважину входной квартирной двери, вернулся в комнату, разбежался от подоконника и опять врезал ногой в дверное полотно. От очередного мощного удара язычок выломал ответную планку вместе с куском дверной коробки, и двери распахнулась наружу.

— Я вызову полицию. Тебя арестуют за хулиганство, — почувствовав учащенное биение сердца, пригрозила Клавдия Назаровна.

Держа пиджак и рубашку в руках, Альберт Везбин вышагнул на лестничную площадку, захлопнул покалеченную дверь, поцеловал старушку в дряблые щеки.

От неожиданных крепких поцелуев Клавдия Назаровна прослезилась, захлюпала носом и забормотала слова благодарности.