Где тонко, там и рвется

Станицын. Да покажите нам пример, Евгений Андреич, начните вы.

Вера. Да, начните.

Mухин. Начни, начни.

M-lle Bienaimé. Oui, commencez, monsieur Gorski.[60]

Горский. Вы непременно хотите… Извольте… Начинаю. Гм… (Откашливается).

M-lle Bienaimé. Hi, hi, nous allons rire[61].

Горский. Ne riez pas d'avance[62]. Итак, слушайте. У одного барона…

Mухин. Была одна фантазия?

Горский. Нет, одна дочь.

Mухин. Ну, это почти все равно.

Горский. Боже, как ты остер сегодня!.. Итак, у одного барона была одна дочь. Собой она была очень хороша, отец ее очень любил, она очень любила отца, все шло превосходно, — но вдруг, в один прекрасный день, баронесса убедилась, что жизнь, в сущности, прескверная вещь, ей стало очень скучно — она заплакала и слегла в постель… Камерфрау тотчас побежала за родителем, родитель пришел, поглядел, покачал головой, сказал по-немецки: м-м-м-м-м, вышел мерными шагами и, кликнув своего секретаря, продиктовал ему три пригласительные письма к трем молодым дворянам старинного происхождения и приятной наружности. На другой же день они, разодетые в пух и прах, поочередно шаркали перед бароном, а молодая баронесса улыбалась по-прежнему — еще лучше прежнего и внимательно рассматривала своих женихов, ибо барон был дипломат, а молодые люди были женихи.

Mухин. Как ты пространно рассказываешь!

Горский. Любезный друг мой, что за беда!

M-lle Bienaimé. Mais oui, laissez-le faire[63].

Вера (внимательно глядя на Горского). Продолжайте.

Горский. Итак, у баронессы были три жениха. Кого выбрать? На этот вопрос лучше всего отвечает сердце… Но когда сердце… Но когда сердце колеблется?.. Молодая баронесса была девица умная и дальновидная… Она решила подвергнуть женихов испытанью… Однажды, оставшись наедине с одним из них, белокурым, она вдруг обратилась к нему с вопросом: скажите, что вы готовы сделать для того, чтоб доказать мне свою любовь? Белокурый, по природе весьма хладнокровный, но тем более склонный к преувеличению человек, отвечал ей с жаром: я готов, по вашему приказанию, броситься с высочайшей колокольни в свете. Баронесса приветливо улыбнулась и на другой же день предложила тот же вопрос другому жениху, русому, предварительно сообщив ему ответ белокурого. Русый отвечал точно теми же словами, если возможно, с большим жаром. Баронесса обратилась, наконец, к третьему, шантрету. Шантрет помолчал немного, из приличия, и отвечал, что на все другое он согласен, и даже с удовольствием, но с башни он не бросится, по весьма простой причине: раздробив себе голову, трудно предложить руку и сердце кому бы то ни было. Баронесса прогневалась на шантрета; но так как он… может быть… немножко более ей нравился, чем другие два, то она и стала приставать к нему: обещайте, мол, по крайней мере… я не потребую исполнения на деле… Но шантрет, как человек совестливый, не хотел ничего обещать…

Вера. Вы сегодня не в духе, monsieur Горский!

M-lle Bienaimé. Non, il n’est pas en veine, c’est vrai.[64] Никарашо́, никарашо́.

Станицын. Другую сказку, другую.

Горский (не без досады). Я сегодня не в ударе… не всякий же день… (К Вере). Да и вы, например, сегодня… То ли дело вчера!

Вера. Что вы хотите сказать?

Встает; все встают.

Горский (обращаясь к Станицыну). Вы не можете себе представить, Владимир Петрович, какой мы вчера удивительный вечер провели! Жаль, что вас не было, Владимир Петрович… Вот mademoiselle Bienaimé была свидетельницей. Мы с Верой Николаевной более часу вдвоем катались по пруду… Вера Николаевна так восхищалась вечером, так ей было хорошо… Она так, казалось, и улетала в небо… Слезы навертывались у ней на глазах… Я никогда не забуду этого вечера, Владимир Петрович!

Станицын (уныло). Я вам верю.

Вера (которая все время глаз не сводила с Горского). Да, мы были довольно смешны вчера… И вы тоже уносились, как вы говорите, в небо… Вообразите, господа, Горский мне вчера читал стихи, да какие все сладкие, задумчивые!

Станицын. Он вам читал стихи?

Вера. Как же… и таким странным голосом… словно больной, с такими вздохами…

Горский. Вы сами этого требовали, Вера Николаевна!.. Вы знаете, что по собственной охоте я редко предаюсь возвышенным чувствам…

Вера. Тем более вы меня удивили вчера. Я знаю, что вам гораздо приятнее смеяться, чем… чем вздыхать, например, или… мечтать.

Горский. О, с этим я согласен! Да и в самом деле назовите мне вещь, недостойную смеха? Дружба, семейное счастье, любовь?.. Да все эти любезности хороши только как мгновенный отдых, а там давай бог ноги! Порядочный человек не должен позволить себе погрязнуть в этих пуховиках…

Мухин с улыбкой посматривает то на Веру, то на Станицына; Вера это замечает.