Где твой дом?

Это было года три назад, к ним хотели вселить на время молодого учителя, у которого еще не было комнаты в совхозе. Что-то в словах отца задело тогда Женю, но она тут же оправдала его. В самом деле, почему именно к ним должны вселять?

Тогда Женя оправдала отца. Но сейчас, после сегодняшнего разговора, она увидела жестокую правду. Отец принципиален, когда это не трогает его личных интересов, когда можно быть принципиальным, ничем не жертвуя, ничем не поступаясь — ни в своей судьбе, ни в судьбе его близких: жены, дочери… Жене хотелось надеяться, что это просто какое-то недоразумение, что она чего-то не поняла. Но речь отца была слишком твердой, слишком определенной, и ошибиться было никак невозможно.

Вечером, ничего не сказав дома, она пошла к Руфе. Руфа только что пришла с фермы и, стоя на крыльце, расчесывала свои длинные светлые волосы. Округлое лицо ее чуть-чуть осунулось, но глаза были, как всегда, спокойны и приветливы.

— Устала, Руфа?

Руфа улыбнулась.

— Ох, и устала! — Закрыв глаза, она покачала головой. — Еле стою.

— Больше не пойдешь?

— Как это — не пойду? Обязательно пойду! Мне очень нравится. — И вдруг, вглядевшись в лицо Жени, тревожно спросила: — Ты что? Заболела?

— Нет. — Женя нагнулась, сорвала травинку. — Я… я остаюсь в совхозе.

— Ты говорила с отцом? Он позволил?

— Я уже взрослая, Руфа. Я сама себе позволила. Я хочу иметь право глядеть людям в глаза. Вот и все. И больше не спра-ши-вай!

Торжество Веры Грамовой

Вера еще была в Москве, а в совхозе уже стало известно, что она получила награду. Шум пошел по совхозу. Вот и у них свой знатный человек. Ай да Вера! Молодец!

Но были и такие, что только плечами пожимали: и чего это так приподняли Веру? Работала хорошо? Так ведь ей же все условия создали. Это каждому так бы, и каждый с ее-то сработал бы. А чем не условия? Вот тебе озеро, вот тебе птичник, вот тебе рацион. Корма и то готовые подвозят, заботиться не надо. Велико дело — уток накормить!

— Так чего же вы не брались? — возражали им. — Кормили бы!

— Вот еще, возиться с ними.

— То-то, что возиться. Да еще как возиться-то!

Третьи рассуждали спокойнее. Веру за уток наградили. Не кто-нибудь — правительство наградило. Значит, очень нужное дело сделала она. Вот и приглядывайтесь теперь, что делать надо. Надо за это дело массами браться, а не так, чтобы один человек объявился, и все. И не семь тысяч уток вырастить, а тысяч сто двадцать семь.

И примерно с этим разговором приехала в совхоз представительница производственного управления — комсомолка Таня Удалова. У Тани были рыжие, цвета латуни, волосы, и, как почти у всех рыжих, молочно-белая кожа, и теплые веснушки на щеках. Таня приехала прямо к Анне Федоровне. Туда ж позвали и комсорга Ваню Шорникова. Ваня явился прямо с огородов, загорелый чуть не дочерна, запыхавшийся, с каплями пота на крутом лбу.

— Кого бы из комсомольцев нам на это дело направить? Давайте подумаем, — сказала Таня, — так, чтобы без промаха, понадежней?

Шорников долго не думал:

— Колокольцеву. Она утками интересуется. И раньше к Вере бегала. И сейчас там работает.

— А уж надежней и искать не надо, — добавила Анна Федоровна.

— Руфину? А выдержит? Не сбежит?

— Это она-то сбежит? — Анна Федоровна приосанилась. — Плохо ты нас знаешь!

— Да знаю я ее, знаю! — засмеялась Таня. — Ну, а все-таки? Каждое дело, которое только начинаешь, страшно провалить. Провалишь — уже и веры не будет, все застынет.

— Руфина не провалит, — сказал Шорников. — Если возьмется, сделает.

— А где она?

— Да на птичнике. На озере.

— Проводи-ка меня к ней, Шорников! — Таня надела беретик на свои золотые, уложенные волнами волосы. — Поехали!

Они вышли на шоссе, остановили идущую мимо машину, вскарабкались в кузов и отправились на птичник к озеру. Анна Федоровна проводила их взглядом, усмехнулась, покачала го-лозой:

— Что за молодежь у нас, и что за молодежь такая! Может, и есть где-то шпана-бездельники, но только не у нас. За молодежью глаз нужен, заботливый глаз. И похвалить надо. И побранить, если заслужил. И работой увлечь. И дать повеселиться. Что ни говори, а все-таки они еще дети. Думают, что уже сильные, уже умные, уже все могут, а дунет суровый ветерок — глядишь, и поникли, и что делать, не знают…

Телефон прервал ее размышления.

— Не заглянете ли ко мне, Анна Федоровна? — Голос директора звучал мягко и празднично. — Ведь встречать надо нашу Веру — с медалью едет!

— Иду.

И тут же позвонила в клуб:

— Григорий Владимирович, пожалуйста, к директору. Вопрос по вашей части — торжественную встречу устраивать нужно. И, пожалуйста, напишите заметку о Вере — в многотиражку дадим.

В этот день, развернув областную газету, Савелий Петрович увидел на первой странице портрет Веры Грамовой.

— Здорово! — самодовольно крякнул он. — Вера Антоновна Грамова из совхоза «Голубые озера»! Ага! Из сов-хо-за «Го-лу-бые о-зе-ра»! И не из какого другого. То-то же!

И тут же, схватив трубку, позвонил домой: