Где ты, маленький «Птиль»

— Уль Ки-ол? — сказал он. — Долгой жизни. Это ваш ученик, Орик. Я слышал, что вас собираются попросить выделить несколько учеников для показательных выступлений в клубе технициума. Да? Я-то не могу. А земляне очень хотели посмотреть. Благодарю вас. Кого вы пошлете, чтобы это было сильным впечатлением? Отлично. Кланяюсь вам.

11

Вечером Трэг залетел за нами, и мы отправились в их клуб. Орик улетел в квисторию; он сказал, что моро пусть спят, Пилли тоже останется.

— Почему-у? — спросил я.

Пилли раз десять повторила одну и ту же фразу, но перевода я не слышал, наверное, «плеер» «думал», наконец все стало ясно — он «искал» аналогию и нашел: «Любопытному на днях прищемили нос в дверях». Н-да, это был класс!

Мы с папой и Трэгом полетели на другой конец Тарнфила; волнуясь, я подумал, что скоро мы будем в клубе, не так уж удобно мне будет говорить с Латором, если он позвонит, и тут — хвала небу! — он и позвонил. Он радостно прокричал, что все в порядке, он привез нам целебных корней.

— А птичка-то как?! — заорал я, хотя и так все было ясно.

— Ой, она улетела. Быстро-быстро. Не поймал!

— Ну, ладно, — сказал я, смеясь. — А за корни — огромное спасибо, не знаю, как сегодня, но вскоре повидаемся, да?

— Да, — сказал Латор. — Я, мы были бы рады.

Во время этого разговора (я видел) папа был напряжен дико, даже когда, улыбаясь, понял, что все в порядке. Свободной от руля рукой он обнял меня, лицо его светилось.

— Молодец, Митька, «молоток»! Ну, будем надеяться!

Все в голове и в душе у меня перекрутилось, какие-то разные клочкообразные мысли запрыгали, заметались в моей голове, в том числе и такая: а будет ли в клубе та девуля, которая хотела со мной потанцевать? Я им там дам звону!

Клуб оказался в нижнем Тарнфиле и действительно далеко от квистории. Это был отдельный небольшой домик, состоящий только из зала и сцены. Зал был уставлен столиками с разными напитками. Конечно, здесь, в основном, была та же публика, что и на встрече со мной, и нас с папой встретили аплодисментами, отчего он немного растерялся. Зальчик был хорошо радиофицирован, говорить громко было легко, играла тихая с малой дозой металлического звучания музыка — больше было, что ли, флейт и ударных, и легко угадывался ритм, одновременно незнакомый и какой-то знакомый. На сцену вышел политор, не Трэг, другой, Трэг сидел с нами, и еще какая-то девушка с темно-медными волосами.

— Мы снова приветствуем уля… — сказал этот, незнакомый.

— Просто — Митю! — сказал я с дурацкой поспешностью.

— Приветствуем… Митю, но прежде всего вас, уль Владимир, ученого, которого кое-кто из нас видел только по стереотелеку.

Папа встал и долго «отвешивал» поклоны.

— Я буду вести эту встречу. Она пройдет… как пройдет, как ей захочется, но будут танцы, будут концертные номера, вероятно, о чем-то мы поболтаем, в общем, все…

Сцена была неким круглым возвышением в центре зала. Как я потом понял, в серединке она имела скрытую «яму», занавес опускался с потолка, скрывая всю сцену по кругу, и тогда артисты через «яму» сменяли друг друга. Кстати, если нужно, она могла вращаться с разной скоростью. Вероятно, под сценой было нечто вроде артистической уборной, а из нее — выход в то же помещение наверху, где была раздевалка и куда мы вошли с улицы. Нашу соседку по столику, девушку с темно-медными волосами, звали Тикки, лицом она напоминала одну из богинь Древней Греции, не помню только — какую, и я сказал ей об этом. Тикки была смущена, польщена и прочее; что такое богиня, я объяснил ей легко и добавил, что, пожалуй, на Диану, богиню охоты.

— Бр-р, — сказала она. — Я же птица. Неуютно как-то.

— Но вы же и богиня, — сказал я, и папа посмотрел на меня так, как будто хотел сказать — не слишком ли взросло я себя веду с незнакомой девушкой. Тикки, вероятно, от соседства с нами и начала общий, так сказать, непринужденный разговор, громко, на весь зал, попросив меня или папу рассказать о том, смотрим ли мы здесь телек и как он нам нравится.

— Понимаете, — сказал папа. — Ваш телек для нас — сплошной парадокс. Конечно, стереоэффект поразительный и цвет блестящий, но… мы его почти не смотрим.

— Ка-ак? — сказала Тикки. — А информация — ведь вам же все интересно, а возможно, и необходимо ее иметь. Тем более, говорят, увы, скоро вы нас покинете.

— В этом-то и парадокс. Не будем касаться того, что не любой информации мы можем доверять. Вы должны уяснить себе и легко поняли бы это, окажись вы на нашем месте. Даже форма политорской логики — для нас информация. Нам все интересно.

— Так в чем же дело?!

— Абсолютно нелепо сидеть дома и видеть ваш мир через телек, — сказал папа. — Вид живой птицы, реки, решетки дома эмоционально важнее вида завода по телеку.

Гул голосов показал, что они поняли папину мысль, и тогда другая девчушка (тут-то я и узнал ее, она встала) сказала:

— А что, например, уль Владимир думает о войне между Землей и Политорией. О ее возможности. А потом и потанцуем, да?!

— Вот что, дети, — сказал папа, а они заржали. — Вы-то смотрите телек, читаете газеты? С этим вопросом вроде все ясно.