Где ты, маленький «Птиль»

Какая вспышка за окнами квистории! Неслышимый мощный взрыв! Из пустого, без стекол, окна выпархивает гелл — и сразу неуклюже вверх, вверх, в темное небо, а солдаты палят теперь тоже только вверх, вверх… Та-та-та! Та-та-та! Где гелл?! Упал, что-то мелькнуло: сверху-вниз! Или это не он? Или он?!. Или вовсе не он, просто показалось!

…Так все это выглядело на кинопленке уже на другой день, пленку отснял с той точки, откуда вели по квистории огонь повстанцы, кто-то из них же; как оказалось потом — прямое задание Орика. А после того, когда события происходили на самом деле раньше, ночью, нам — Пилли, Оли, папе и мне — оставалось только мучительно ждать. Сколько — неизвестно. Орик появился в четыре ночи,один. Волнуясь (не то слово), все мы ждали и Алурга, но Орик был один и все же почти светился. Кому-то показалось, что они видели падающего Алурга, кто-то не видел… Будем ждать. А слышали ли мы взрыв? Да, но очень-очень отдаленный. Это не главное. Главное,что сейчас делается со всеми геллами Политории. Они — свободны!

Еще надеясь, но уже подавленные, мы не спали и ждали прилета Алурга до утра. Утром Орик включил стереотелек. Диктор сообщил следующее: ночью совершено варварское нападение повстанцев на квисторию, и так далее, и тому подобное. Раздался взрыв в самой квистории, неизвестный хотел взорвать кабинет квистора уля Горгонерра… Повстанцы издалека открыли стрельбу по выскочившим из машины-охранника военным… Взрывавший вылетел из окна, так как был геллом, и был убит; как врага Политории его изрешетили пулями, частично он был задет своим же взрывом; имя его не удалось установить. Остается загадкой, как это именно гелл оказался способным на столь варварский поступок.

ЧАСТЬ 4

1

 стоял на дикой жаре в одних трусиках высоко на скале, над морем, где когда-то (мне казалось почему-то, что очень давно) стоял незнакомый мне еще, замкнутый и гордый вождь Малигат с Сириусом на руках. Ветра не было, ни рябиночки на воде, тем более — в лагуне, в бухте, где мы однажды охотились; вода была чистейшей, и сверху я видел тени проплывавших в глубине рыб. Пилли, папа и Оли — я знал — лежат подо мной на пляже, но я не глядел на них. Думал я об этом каждую минуту или не думал, но будто какая-то невидимая пластина с отрицательным зарядом была накрепко вмонтирована в мою, ставшую чуть-чуть политорской душу: погиб Алург. Я вспоминал его маленькое крепкое тело, мягкие крылья, доброе и одновременно очень жесткое лицо, и мне было худо, не по себе, плохо. Неизвестно, зачем в сознании возникала необязательная параллель: оставленная мною в окне планетария щель, гелл Латор, его полет на Тиллу, моя модель в космосе по дороге к Земле, к маме — жизнь, и мною же оставленная щель в окне кабинета квистора, гелл Алург, лазер, «окно» в сейфе, брошенная бомба — смерть. Я понимал, головой-то я понимал, да и душой чувствовал, что и эта бомба, и гибель адской машины, и смерть Алурга — всё это тоже жизнь, жизнь геллов, их свобода, жизнь Политории, даже ее счастливая жизнь, завоеванная и с помощью Алурга, но мне некуда было деться от постоянного ощущения, что его нет среди нас, нет и не будет, хоть плачь, хоть улетай на Землю и возвращайся снова на свободную Политорию — Алурга уже не будет.

Когда утром той ночи взрыва в квистории и гибели Алурга мы узнали об этом по телеку, нас всех прямо как камнем придавило, огромным камнем, плюс еще маленьким камешком сверху, чтобы уж точно не выбраться, не уйти от этой боли, хотя все мы знали, на какой риск шел Алург. Была потом большая какая-то «пауза» — полчаса, час, — не знаю, и уже черт те что творилось в воздухе: геллы бросили свои дома, они носились, как сумасшедшие, над Тарнфилом, хохотали, смеялись, рыдали. Они ничего пока не знали о себе, уж в момент такого риска их никак нельзя было из соображений конспирации предупредить заранее — геллы без всякой сдержанности, в полной мере переживали ту бурю внутри себя — шквал, смерч, — который захватил, завертел их добрые души, и вовсе не сразу они хоть как-то успокоились и узнали, в чем тут дело. И уже весь Тарнфил знал, что именно произошло, а вскоре и вся Политория. Представляю, что творилось в душе Горгонерра, но по геллам не стреляли, хотя те, кто мог бы стрелять, да и сам Горгонерр в своей норе (не сидел же он в полураскуроченном кабинете) знали, догадывались, какая сила высвободилась из-под их контроля, и какэта сила, перестав метаться, хохотать и рыдать, придя в норму, может на них обрушиться, да скорее всего и обрушится. Но никто не стрелял: видно, эти стрелки понимали или им дали понять, что пусть уж лучше война, чем этот страшный неукротимый взрыв, который может последовать, коснись сейчас хоть одна пуля хотя бы одного из геллов.

Чтобы даже намеком пока не выдавать себя, Орик обязан был позвонить Горгонерру, что он и сделал через час после объявления по телеку, то есть позвонил, уже зная по официальным каналам, что произошло.