Где ты, Потомуч?

— Между прочим, я в это время природой интересовался, — объяснял он Потомучу. — А она: «В чём особенность строения крестоцветных?» У меня до рекорда двух ворон не хватает, а она — «крестоцветные». Несправедливо.

— Да, это несправедливо. Вороны куда важней редьки и капусты.

— Потомуч, ты согласен, что эта двойка — несправедливая? — радостно воскликнул Коська.

— Согласен.

— Ты мне поможешь снять стресс?

— Помогу.

И Потомуч отправился исправлять оценку по окружающему миру вместе с Константином.

В школе, кроме вахтёра, Раисы Ивановны и директора уже никого не было. Впрочем, директор сидел где-то в глубине своего кабинета и не кому не мешал.

Коська постучал в дверь своего класса, приоткрыл её и, поздоровавшись, зашёл. Потомуч незаметно и бесшумно прошмыгнул в класс и спрятался где-то в районе последних парт.

— А-а, Ромашкин! Заходи-заходи. Давно тебя жду, — сказала Раиса Ивановна, отодвигая стопку проверенных тетрадей. — Садись, открывай учебник и читай параграф про крестоцветных.

Коська так и поступил.

Опять в классе повисла тишина. Слышно только, как скрипит по страницам ученических тетрадей красная ручка Раисы Ивановны.

«Ну где там Потомуч? Будет он мне помогать или нет? — думал Коська. — У меня от этих крестоцветных уже все мозги крест-накрест перекрестились».

И Потомуч не подвёл.

Вы уже знаете, что Потомуч обладал необычным засыпательным голосом. У этого голоса были ещё две особенности — он мог меняться как угодно по желанию хозяина. И мог звучать непонятно с какой стороны.

И вот, значит, Раиса Ивановна ставит очередную оценку в тетрадь очередного школьника, как на весь кабинет раздаётся громкий, профессионально поставленный голос:

— Здравствуйте, уважаемые телезрители! В студии эн-тэ-вэ вас приветствует Василий Хвостов. Сегодня в программе — вести с полей, новые инициативы депутатов, последствия финансового кризиса и очередной триумф российских футболистов. Итак, подробнее…

При первых звуках голоса диктора телевидения Раиса Ивановна подняла голову и посмотрела на Коську (он, разумеется, понял откуда ветер дует и сидел как ни в чём не бывало — будто — никакого дикторского голоса в классе нет).

— Что, это, Ромашкин — встревожилась Раиса Ивановна — ты что, телевизор в класс притащил?

— Какой телевизор, Раиса Ивановна? Что вы! Я крестоцветных изучаю.

— Да-да, в самом деле. Нет в классе никакого телевизора. Все нормально. Все нормально. Я спокойна. Я спокойна.

Какое там спокойствие! Глаза у классной руководительницы вот-вот на стол от непонимания текущего момента выпадут. А «Василий Хвостов» продолжает:

— Невиданных успехов добились российские овощеводы. На полях колхоза имени Макаренко с помощью учеников местной школы сельчане вырастили двести огурцов по три тонны каждый. Немало тракторов застряло в бороздах, вытаскивая эти огурцы.

Немало трактористов не вернулось домой, ремонтируя искалеченную технику. Немало старушек расстроились, не зная, где взять посуду для засолки таких чудо-богатырей…

— Ромашкин, Ромашкин! Ты что-нибудь слышишь? — задрожал голос Раисы Ивановны.

— А? Что, Раиса Ивановна?

— Я говорю… То есть это не я говорю… То есть я тебе говорю — «ты что-нибудь слышишь?»

Я только вас слышу, Раиса Ивановна.

— А диктора Василия Хвостова?

— Какого Хвостова, Раиса Ивановна? Что с вами?

— Нет-нет, Ромашкин, все нормально. Все нормально.

Если считать, что полностью распрямившаяся химическая завивка на голове Раисы Ивановны — это нормально, то, конечно, все нормально.

«Василий Хвостов» продолжает репортаж:

— Депутаты Государственной Думы приняли ряд важных постановлений: с сегодняшнего дня отменяются все ЕГЭ, все неЕГЭ, все контрольные, диктанты и самостоятельные. Учителя школ обязаны за «пятерки» отмечать школьников конфетами, а за «двойки» — шоколадками. Летние каникулы продлеваются до апреля, а весенние — до декабря. Уроки сокращаются до трех минут, включая пятиминутную физкультминутку. Особый закон касается учительниц, которых зовут Раисы Ивановны: — не запрещайте детям пересчитывать ворон за окном. Дети проводят серьезный мониторинг окружающей среды, а вы, Раисы Ивановны, понимаете ли, за это — «пару» в дневник! Нехорошо, Раисы Ивановны, нехорошо.

Распрямившиеся, было, волосы на голове Раисы Ивановны опять завились. Еще пуще прежнего. Она выбежала на коридор и оглушительно закричала:

— Игорь Филиппович! Спасите!

Школьное эхо — по коридорам, по коридорам — и прямо в глубину директорского кабинета.

Не прошло и минуты, как в классе материализовался сам Игорь Филиппович.

— Что случилось, Раиса Ивановна? На вас лица нет. Опять что-нибудь Ромашкин натворил?

— Нет-нет, не Ромашкин. Он у меня умница. Про крестоцветных читает, мониторингом ворон занимается. Тут другое. Тут совсем другое.

— Что — «другое»?

Тут как тут зазвучал Потомуч: