Естественно, Гуннар позвонил маме с папой, и вечером те примчались с обеспокоенными лицами. Усевшись на диване, они со всей серьезностью отказались от кофе, им вообще ничего не надо было, только чтобы я говорил. Ну, я и говорил, сперва нехотя, а потом начал рассказывать более подробно, я излагал идеи, рассказал о том, что произошло между мной и Йорном, о том, как на Фабрике я скучал по ним. И, к большому моему удивлению, они не возражали. Они сказали, что все понимают. Им хотелось бы, чтобы я остался, но они все равно понимают. Они же смогут приехать, там ведь замечательно, сказал отец. Не упомянул я лишь о каменном садике. Пусть это останется между нами – мной и Гуннаром. А тот сам разберется.
Последний вечер. Я уложил вещи в чемодан и рюкзак. Отец позвонил и заказал билеты, мама выгладила рубашки, хотя я сказал, что это не обязательно. Ей тоже хотелось что-то для меня сделать. И она нагрузила меня едой – яблоками, сыром, помидорами, словно ей не верилось, что там, куда я направляюсь, тоже есть магазины. Мы договорились, что они продадут мою машину, а деньги переведут мне на счет. Гуннар выдал мне зарплату наличными. По его словам, глупо было бы впутывать в это казначеев.
На следующее утро я проснулся рано, лучи сентябрьского солнца освещали Йерен, а море было почти совершенно спокойным. Не видно ни лодки. Позавтракал я стоя, а потом, выкинув остатки еды, вышел и заботливо запер дверь. Пройдя немного по дороге, я встал и с улыбкой дождался автобуса, зажав под мышкой ценную коробку с книгами о космонавтике. В Соле я пересел на автобус до аэропорта, зарегистрировал багаж, прошел в зал вылетов и отыскал там рейс до Копенгагена, откуда в 15.15 вылетал самолет до Ваугара. Я отправляюсь на Фареры. И я скажу Хавстейну, что больше не уеду.
3
Зал вылетов. Опоздания и стюардессы. Я беспокойно бродил по аэропорту Каструп в Копенгагене, безуспешно пытаясь убить время. Однако времени было слишком много, и минуты давили на меня. Отец побоялся, что я не успею на пересадку, и поэтому теперь мне придется ждать самолета на Фареры почти четыре часа. Прошло сорок пять минут. Время вызвало подкрепление, и по залу вылетов, направляясь ко мне, бодро промаршировала скука. Я молил о пощаде, но за меня никто не заступился, поэтому я в третий раз поплелся в магазин электроники и начал заново осматривать все, что уже видел. Электрическое дежа-вю. Вечные сборники песен, маленькие пылесосы и элегантные дорогие компьютеры размером чуть больше почтовой марки. Но мне все это было не нужно. Да и денег не хватило бы. Вместо этого я купил плеер и кассету по самосовершенствованию всего лишь за 149 крон. С удачной тебя покупкой. По смешной цене. Ну и чем мы теперь займемся, дружок?
Я прослушал кассету четыре раза перед вылетом и еще пару раз в самолете, пока мы не опустились сквозь слой облаков и не приземлились в тумане Ваугара. К тому моменту я уже выучил одну сторону наизусть. Я вдыхал. Выдыхал. Повторял. Когда автобус вынырнул из подводного туннеля на Стреймое, мне казалось, что каждый день на земле и впрямь хороший. Это была неплохая кассета. Легко запомнить. Я сидел в автобусе до Торсхавна, глядел в окно, и мне было хорошо. Мне было необыкновенно хорошо, и я думал, что больше меня ничто не сможет вывести из равновесия. Дождь на стекле. Дворники на лобовом окне пробивали нам путь сквозь дождь и вели нас по размытому зеленому пейзажу. Несколько пассажиров беседовали вполголоса. Молчаливые горы. Я вернулся и больше не уеду.