Где ты теперь?

– Мы же услышали, как ты поешь. Это, пожалуй, того стоило.

– Правда?

Я улыбнулся.

– Ага, – ответил он, – с какой-то чокнутой точки зрения – да.

Я еще раз, по просьбе желающих, спел песенку про Даниэля и сапоги, а потом рассказал, как в последний вечер на Фарерах пел «Forever Young». Йорн, старый фанат «Альфавилль», заулыбался:

– Именно из-за этой песни я и основал группу. Из-за «Forever Young».

– Знаю.

– И еще из-за «Big in Japan». Я ее просто обожал.

– Ну, будем надеяться, ты им скоро станешь.

– Кем?

– Великаном в Японии.

– Ага, вот увидишь.

Апрель. Того и гляди наступит лето, оно уже делает первые попытки.

Я смотрю на часы.

Сейчас?

Возможно.

Почему бы и нет?

Я выхожу в коридор, иду мимо открытой двери в комнату Якупа. Ему двенадцать лет, и на кровати по-прежнему спит пара плюшевых мишек, но не пройдет и года, как их спрячут, а на их место придут другие, более взрослые вещи. Он уже завесил стены картинками и рисунками, газетными вырезками, плакатами незнакомых мне музыкантов и фильмов, ну, за исключением «Перклейвы» – этот огромный постер ему подарил Йорн, и все друзья Якупа зеленеют от зависти. Я надеваю кроссовки, спускаюсь по лестнице, открываю дверь и иду к почтовому ящику, все как обычно, я всегда немного радуюсь, когда достаю почту.

Я открываю дверцу ящика и заглядываю внутрь.

В ящике лежит письмо.

Такое очень редко бывает.

В основном одна реклама.

На этой неделе скидки на бытовую технику.

А на прошлой предлагали две упаковки мясного фарша по цене одной.

Талончики, по которым можно бесплатно получить пакетик растворимого супа.

Пылесосы. Электродрели. Летняя одежда. Машины зарубежного производства. Дома.

Однако сегодня в ящике лежит письмо.

Я достаю письмо, несу его в дом и выхожу по коридору в маленький садик. Становится теплее – я это в последнее время замечаю, будто что-то сдвинулось с места, а воздух стал мягче и нежнее. Я наконец вылез из зимних сапог и обул голубые кроссовки. Я стою в саду, посреди цветов – прижавшись друг к дружке, их всходы теснятся в кадках и ящиках – и смотрю на конверт. «Авиапочта. Карибы». Почтовый штемпель Гренады. Я надрываю конверт и вытаскиваю письмо, раньше писем не было. Читая, прикрываю бумагу рукой, чтобы дождик не размыл чернила, и если посмотреть со стороны, с Луны, например, или, если хочешь, из космоса, то сначала увидишь планету, которая крутится вокруг собственной оси и тянет за собой тучи и дождь, под ними увидишь море и сушу, огромные участки суши – на первый взгляд она кажется необитаемой, но на самом деле перенаселена, а если еще приблизишься, то видны становятся огромные постройки, города, затем – более мелкие предметы, машины и дома. Становится ясно, что во многих странах идут войны, а в других местах люди живут обычной, повседневной жизнью. Ты увидишь, как они дерутся, обнимаются или бросают друг друга, а когда до поверхности останется метров сто, ты увидишь почти незаметного человечка, который боится стать заметным. Он стоит возле клумбы с тюльпанами с письмом в руках, стоит посреди сада, прямо на земле. И пока он читает, кожа его покрывается загаром, последние недели выдались дождливыми, а тучи, приплывшие из Селлафилда, висят над городом, где он живет, но сейчас они расступились, он вчитывается в строки, затем кладет письмо обратно в конверт, сгибает его, убирает в задний карман и возвращается в дом. Он поднимается по лестнице, открывает дверь, входит, а когда дверь закрывается, о нем уже позабыли, но это не важно, потому что он – совершенно такой же, как и ты. Он тоже пользуется стиральным порошком без красителей, тоже смотрит «Мелоди Гран При» и до вечера следит за голосованием. Он тоже ждет осенних скидок на авиабилеты. В очереди в магазине он стоит за тобой, он – один из сорока пяти процентов согласных или несогласных в еженедельных опросах на разные темы, о существовании которых ты вообще не подозревал. По велосипедной дорожке ты возвращаешься домой с работы – его машина будет тридцать седьмой в колонне.

Ему просто хочется, чтобы сейчас ты оставил его в покое.