Где валяются поцелуи. Париж

– До сих пор не могу это понять. Как я смог наблюдать за смертью вживую (уже что-то жуткое есть в самой этой фразе «смерть вживую», «онлайн», как шутила Лиля), когда это не постановка, когда две секунды назад милая шутница еще грустно улыбалась, а теперь лежит неподвижно – это испытание, обсуждать которое нет смысла, ведь слова здесь только все обесценивают.

* * *

– Давай, короткий утренний блиц, – продолжила эфир после песни Ава. – Ты готов?

– Готов, – ответил Планшет.

– Ладно, погнали. Какие планы на вечер?

– Хочу завтра встать пораньше.

– Какова твоя жизненная позиция?

– Получать от нее удовольствие.

– Много ли надо человеку для счастья?

– Нет, как правило, мужчине женщину, женщине мужчину.

– Что для тебя покорение женщины?

– Покорность.

– Чья?

– Если она покорилась – то ее. Если еще нет – то моя.

– Селфи, а ты что скажешь?

– Покорение женщины – есть процесс, который ты проиграешь, если будешь законопослушен.

– Предпочитаешь во все тяжкие?

– Во все легкие, – нарочито громко вдохнул Селфи.

– Зачет. Что такое любовь?

– Любовь – это пожизненная прививка от влюбленности.

– Ты гладишь по утрам носки?

– А что, раздражает? – рассмеялся Планшет.

– Да.

– Что именно?

– Что у тебя есть на это время.

– Ты думаешь, я носки глажу?

– А что?

– Отношения.

– Сгладил?

– А как же. Это же были ее носки. Скоро они вновь помирились. Все встало на свои места, но в ту же очередь, – подытожил Планшет.

– Надо ли быть верным?

– Что изменится?

– Ничего, но измен будет меньше. Не?

– Не, меньше не будет. Каждая преданность ищет свое предательство.

– Что тебя волнует?

– Столько женщин на улице аппетитных, почему я до сих пор один?

– Я тебе отвечу. Ты подходишь к вопросу, будто просто хочешь справить нужду, а там занято.

– Ты смотрел фильм «Один дома»? – снова включился Селфи.

– Нет. Но я оставался.

– Посмотри. В одиночестве тоже есть свой кайф.

– Ладно, последний вопрос: формула женщины?

– Бабочки в животе напрямую зависят от тараканов в голове. Ни в коем случае нельзя нарушать баланса, иначе останешься либо наедине с тараканами, либо – с голодными бабочками.

* * *

– Лежу

на чужой жене,

потолок

прилипает

к жопе,

но мы

не ропщем –

делаем коммунистов,

назло

буржуазной

Европе,

– скандировала Катя, то и дело откидывая потные волосы с лица. Грудь ее подпрыгивала при каждом движении. Ногти впивались в грудь Пьера.

– Хорошие стихи, – держал он свои руки на ее бедрах.

– Это не я, это Маяковский. Мы с тобой кого делаем? – чувствовала себя наездницей на коне Катя.

– Чтобы кого-то сделать, не мешало бы раздеться.

– Это по твоей части, – запрокинула она голову, но неба не было, только потолок, – «неужели это потолок?» – пришло ей в голову, когда она посмотрела на Пьера, что начал стягивать с себя рубашку.

..................

Она лежала, закрыв глаза, и гладила его шрам, будто это был шов большого теплого дивана, а потом ей вдруг показалось, что ему должно быть больно, она отдернула руку.

– Больно? – спросила Кэт.

– Нет, это же только шов. Он бесчувственный.

– Правда? – зажгла она свои глаза, потом перевалилась на другой бок, хотела взять книгу со столика, но увидела рядом мои очки, повертела их в руках, нацепила на себя:

– Как мне? Идет? Мартышка и очки, – ответила она сама себе, сняла и, не зная, куда их деть, повесила на мой голый член. – Вот кому в самый раз, – заржала она.