Где валяются поцелуи

— Себе легче прощать, — не задумываясь, ответил Павел.

— Именно этим мы и занимаемся, когда нам больно, — наблюдала за танцующими парами в глубине ресторана Фортуна.

— Давай тогда конкретней, что делает женщина, когда ей больно? — пытался найти истину Павел.

— Терпит.

— А мужчина?

— Терпеливо ждет, когда ей это начнет нравиться, — заткнул возникнувшее молчание Роберто.

— Разве измена может кому-нибудь понравиться?

— Ты сразу начала с тяжелой артиллерии, Фортуна.

— Просто о наболевшем.

— Подозреваешь мужа?

— Нет, все время прощаю. Мне легче прощать, чем подозревать. Я знаю достаточно неверных жен и мужей, которые вполне счастливы в своих семьях. Все изменяют одинаково: и мужчины, и женщины. И неизвестно, кому из них это нужнее, а кому и вовсе жизненно необходимо. В конечном итоге, кого-то милуют и уходят, других же ждет настоящее наказание, сущий ад, с ними остаются.

— Значит, это для него худшая пытка. Надеюсь, он вас за это не осуждает, — улыбнулся режиссер.

— Никто не вправе никого осуждать, даже если это приносит удовольствие. У меня совсем недавно появилась навязчивая идея завести себе любовника.

— Ни в коем случае. Самая большая трагедия любви — стать любовницей.

— Нет, не подумайте, я не злопамятна, но отомстить всегда приятно.

— Здесь вступает в силу четвертое правило любви: если вы не получаете удовольствия от женщины, возможно, его за вас получает кто-то другой.

— Это ты о чем, Роберто? — спросила Фортуна, поправив прическу.

— Я говорю, что задача жены — гнать от мужа всех случайных баб.

— А то они слетаются, как мухи на… — осеклась Фортуна.

— На что?

— Вот хотела сказать на мед, а подумала про дерьмо. Будто вляпалась. Какая все-таки сложная штука жизнь.

— Не проще пареной репы, — достал Павел сигарету и прикурил.

— Это если не связываться с теми, кто тебе ее парит.

— Да, жизнь женщины похожа на жестокий бой. Сердца бьются, словно посуда, мечты разбиваются в кровь, не бьются только козырные тузы, которые, как правило, уже на руках, — посмотрел Павел на Роберто.

— А козырные дамы? — почувствовал запах табака Роберто, и ему тоже захотелось затянуться.

— Те отбиваются от назойливых поклонников, — выронила из своих губ Фортуна и игриво взглянула на Павла.

— Друзья, я отойду ненадолго, — зашевелился за столом Павел.

— Ты что, обиделся, Павел? — всполошилась Фортуна.

— На что?

— На поклонников.

— Нет, ты же про итальянца?

— В общем да. А то я испугалась, что ты пропадешь, как вчера.

— Пятое правило любви: никогда не думайте о себе плохо, вы лишаете пищи остальных, — добавил соуса в разговор Роберто.

— Да нет, я по нужде, — встал из-за стола Павел.

— Тогда оставь мне сигарету, — попросил Роберто.

Павел вложил в руку Роберто свою прикуренную сигарету и оставил его с Фортуной наедине.

* * *

Лучана встала по обыкновению рано, накинула на себя халат. «Зачем я так рано поднялась? Еще лежать бы и нежиться в хлопковых поцелуях сна». Поставила нагревать воду. Немая жажда внутри пересушила чувства. «Какое безнадежное занятие любить кого-то», — подумала она. Лицо ее покрылось ожиданием. «Сколько может ждать любовь, когда уже кипит внутри, как у этого чайника, и легкий пар желаний тянется на выход? Почему-то стыдно говорить об этом вслух: „женщине охота, охота мужчину“».

Она сняла с плиты кричащий чайник: «Может быть, мне тоже засвистеть бескомпромиссно: я хочу любить — может быть, тогда он неожиданно появится, возьмет меня, нальет и будет жадно пить». Посмотрела в окно. Там к ней тянули руки зеленые ветви лета. Сквозь ванную прошла в коридор к большому зеркалу, распахнула объятия ткани. Через капли воды на ресницах в отражение на нее посмотрела изящная голая женщина. «Прекрасна, неужели никто не хочет любоваться этим, кроме меня? Хочет, я уверена. Почему же я сплю одна?» Этот вопрос не давал ей покоя, пока она глоток за глотком откусывала горячий кофе.

«Я сплю в одиночестве, я пью в одиночестве, но с ним же не поцеловаться. Одиночество, как оно славно прижилось, пригрелось в моем пространстве и начало уже постепенно занимать его, диктовать свои условия, навязывать свои привычки и, что самое страшное, ревновать ко всем остальным. Гнать его надо, как можно скорее, сегодня же, сейчас же».

Было воскресенье. Она привела в порядок себя, блистательную, перед тем как окунуться в пучину городского океана. Уже стоя в прихожей в ситцевом летнем платье, подправила штрихи очарования перед зеркалом, взяла под руку сумочку и уже было открыла дверь в лето, как что-то ее остановило, она снова посмотрела в зеркало. Понравилось все, кроме одного обстоятельства: «Нет, душа, ты сегодня останешься дома, — начала она внутренний монолог. — Не знаю, займи себя чем-нибудь, почитай что-нибудь, нарисуй, свяжи…». Она еще раз проверила, на месте ли телефон, выключен ли огонь, вода, потом споткнулась еще о какие-то сомнения. «А ты в конце концов, — снова обратилась она к душе, — включи телевизор. Нет, тебя с собой взять не могу, мне очень хочется согрешить».

Только она договорилась со своей душой, раздался телефонный звонок. Звонила сестра из Штатов:

— Как дела?