Где вера и любовь не продаются. Мемуары генерала Беляева

– Ну как ваш батюшка, Тимофей Михайлович? – проговорил он, обнимая и лобзая меня. – Скончался? Царство ему небесное… А Кокочка? В Англии? Ну, слава Богу! А Тимочку зарезали боль шевики?

Он уже не был таким стройным, подтянутым кавалеристом, каким я его видел в последний раз. Очень высокий, он все-таки казался немного тучным.

– А вы по какому делу?

– Я в дивизии Врангеля. Он просил меня достать ему начальника штаба вместо покойного Баумгартена. Он хочет иметь при себе природного кавалериста, который под пулями умеет так же хорошо рассуждать, как за зеленым столом и, кроме того, не стал бы считать себя умнее своего начальника. Ведь вы лихой кавалерист!

– Но, видите ли, – прервал меня мой собеседник, – я здесь у моего близкого товарища, полковника Трухачева, мы с ним живем душа в душу…

– Но ведь подумайте, какая карьера вас ожидает у Врангеля! Ведь это второй Скобелев! Такие люди рождаются раз в столетие!

– И потом… Я вообще не переношу… крови!

Я невольно взглянул на его новенькие генеральские погоны… «Так зачем же это?» – мелькнуло у меня в голове.

Я пошел к Нелидову. Совсем молодой, Георгиевский кавалер – я видел его на войне… Вот был бы под масть моему орлу!

– Но у меня слишком серьезный взгляд на обязанности начальника штаба, – проговорил он. – До этого я должен покомандовать четыре месяца полком!

– Но ведь под командой Врангеля вы пройдете полный курс лучшей военной академии!

– Но до этого необходимо прокомандовать полком… Третий сразу же огорошил меня заявлением, что едет в Болгарию военным агентом. Да кроме того, страдает малярией, и ему вреден свежий воздух.

– Что же я теперь скажу Врангелю? – говорил я в отчаянии.

– Постой! – отвечал мне Плющик. – Есть у меня еще один, только он «пижос», пеший артиллерист, как мы с тобой. Попросите сюда подполковника Соколовского, – обратился он к адъютанту.

На безрыбьи и рак рыба!

Передо мной – подполковник в небрежно одетой шинели с погонами генерального штаба. Лицо спокойное и серьезное, длинные висячие усы… Слегка ослабевшим голосом я начинаю в четвертый раз свою иеремиаду[172]. Соколовский не дослушал меня.

– Есть у вас повозка? – спросил он. В его серых, несколько сонных глазах я уловил выражение, которое мне сразу же понравилось: выражение твердой воли и ясного понимания. «Ну, этот не подведет и под пулями», – подумал я.

– А куда я могу прислать свой чемодан?

Несмотря на отсутствие главного требования – быть кавалеристом – Врангель остался очень доволен Соколовским… Но зато он жестоко обрушился на моего случайного заместителя – присланного Неводовским полковника Карабанова.

– Как я рад, что вы вернулись, – говорил он мне. – Этот ваш Карабанов – потрясающий артиллерист, – в устах Врангеля это выражение было почти равносильно смертному приговору, – но я его прямо не выношу!

Зато к маленькому Фоку он был просто неравнодушен.

– Как вы сумели поладить с Врангелем? – спросили его как-то. – Ведь он вдвое выше вас ростом!

– Очень просто, – отвечал Фок, подкручивая свои рыжеватые усы, – я разговариваю с ним, только когда он сидит. А я приподнимаюсь на носки.

За блестящим прорывом на Урупе последовал Ставрополь. Город уже не раз переходил из рук в руки и казался погруженным в мрачное молчание. Он сразу стал тыловым центром, я с трудом нашел себе уголок. Но на какие удобства можно было претендовать? Накануне мы ночевали в большом монастыре под городом. Там же остановилась 1-я батарея. Проходя в келию, отведенную мне заботливой игуменьей, в длинном коридоре, рядышком, отметил и лежащую офицерскую орудийную прислугу – все, как один, заложив карабин под голову вместо подушки… А сколько лишений они уже повидали и сколько еще предстояло им впереди!

Утром на лестнице в помещении штаба я нагнал генерала Деникина и Врангеля. Главнокомандующий разносил какого-то хорунжего, ворвавшегося в лазарет и, несмотря на сопротивление врачей и сестер, перерезавшего там 60 человек красноармейцев. Судя по деревянному выражению его лица, я не сомневаюсь, что это не первый и не последний его подвиг в этом роде…

Мы порядочно задержались в Ставрополе. Пользуясь этим, совершенно неожиданно ко мне примчалась моя Аля. Накануне у нее была баронесса Врангель, они вместе шили ей сестринский передник из подручной материи, так как Ольга Михайловна решила организовать летучку при муже.

– Можно и мне с вами?

– Конечно, разумеется!

Поезд пришел ночью. Царил полный мрак, на улицах никого не было. Ольга Михайловна храбро бежала по глубокому снегу, увлекая свою спутницу за собою. Она хорошо знала дорогу и показала ей мой дом.

Я был несказанно обрадован и удивлен неожиданному появлению моей жены. На другой день мы чудно устроились в большой, удобной квартире у двух гостеприимных сестер.

Два дня спустя пришло письмо от Неводовского: