Где ж это видано?!

В своих стоптанных башмаках мы грустно шагали обратно в гостиницу, сожалея не столько о том, что не увидели моря, сколько о нашем бедном домишке, который стоит сейчас там совсем один, всеми покинутый, без света и тепла, в первый раз за всю его долгую жизнь. С тех пор как наши предки построили эту хибару, она никогда не пустовала, ни разу не оставалась стоять с закрытыми окнами и ставнями, ни разу еще не смолкали там людские голоса. Наверно, это ностальгия давала о себе знать, всем нам было как-то не по себе, как-то зябко внутри, и это сплачивало нас еще сильнее. Никогда раньше нам и в голову бы не пришло ходить вот так всем вместе, плечом к плечу, никогда раньше нам и в голову бы не пришло после ужина отправиться всем вместе на прогулку, а сейчас мы не только не отставали друг от друга ни на шаг, но и крепко друг за друга держались.

Мы все уже мечтали только об одном — оказаться у телевизора, погрузиться в мерцающий голубой свет пляшущих электронов и пребывать в нем часами, позабыв обо всем на свете, следить за развитием интриги, чтобы в конце концов полностью раствориться в танцующей синеве, успокаивающей и теплой, как старинный камин, в лучах, похожих на тот огонь, что развлекал наших предков, от которых мы в сущности не так уж сильно и отличаемся.

* * *

В нашей семье так давно отказались от всяких надежд, мы так мало верили в будущее, что даже планов больше не строили. Если бы тем утром Болван не пришел и не заставил нас встать с постели, если бы он не вынашивал в своей голове массу замыслов, мы бы с удовольствием провели день в номере, рассматривая из окна одну и ту же часть улицы.

Перед выходом мама быстренько прошлась утюгом по нашей одежде; она всегда гордилась, когда наши вещи хорошо отутюжены, как будто все наше достоинство заключалось в разглаженности складок.

Прогуливаясь за портом, мы набрели на длинный пирс, здоровенную стену, которая огораживала огромный бассейн. На этот раз море было, оно вовсю резвилось в своем загоне. Бабуля, все еще настроенная скептически, заявила, что, по ее представлениям, не хватает простора и свежего воздуха, тем более что в данный момент здесь пахло гарью. К тому же перед нами лежало осеннее море, хмурое и абсолютно неприветливое. Оно так отличалось от тех летних картинок, из которых лепят пляжные сериалы с вереницами красавиц в купальниках, на чьих телах никогда не высыхает морская влага, где волны без конца полируют песчаный берег, где бегают по пляжу белокурые ангелы с английским акцентом и водятся славные парни, чья жизнь похожа на вечные каникулы, но обременена распутыванием бесконечных интриг.

Родители, тоже не особенно вдохновленные увиденным, решили, что море вполне нормальное, такое, каким они его себе и представляли. Гораздо сильнее самих морских просторов их поразила плавучесть пароходов. Они никак не могли взять в толк, почему такие штуковины держатся на воде, а мы тонем; почему эти тонны металлолома спокойненько скользят по волнам, а они, родители, даже и самую малость проплыть не сумеют. А нам, сопливым пацанам, чье мнение никогда никого не интересует, больше всего хотелось искупаться, окунуться в море, испробовать соленой морской воды, но в такой холод об этом нечего было и думать.

Увидев, как нас заворожило зрелище медленно плывущего парохода, длинного парома, выходящего из порта, Болван предложил как следует помахать ему, как вчерашнему автобусу, — как будто судьба способна поддаться на столь жалкую провокацию. Мы махали руками и подавали знаки совсем не для того, чтобы угодить репортеру, а лишь потому, что пассажиры корабля отвечали нам тем же. Даже бабулю, которая обычно была приветлива, как тюремная решетка, умилили все эти пароходы, и мы стали свидетелями тому, как она поднимает свою ручонку и машет ладошкой, будто платком. Потом на мостике появилась долговязая белая фигура, наверняка офицер. Сдержанно, на английский манер, он помахал нам перчаткой, с толикой кокетства, однако не выходя за рамки протокола. Его приветствие подхлестнуло наш энтузиазм, настолько мы были тронуты вежливостью этих людей, во всяком случае, куда более любезных, чем, например, летчики. И тогда десятки человек по всему кораблю стали выходить на палубы, стекаясь к левому борту, они махали нам в знак приветствия.

Болван ликовал. Этот болван, видно, думал, что, заманив их всех на один борт, мы сможем опрокинуть эту громадину. Куда там! Такие штуковины построены на совесть, и их загадка только в том, что они плавают и не тонут, а вовсе не в том, что они не переворачиваются.

И тут мама, которой это зрелище уже порядком наскучило, к тому же раздражал запах гари, усиливавшийся с каждой минутой, — вой пожарных сирен развеял последние сомнения, — и тут наша мама с самым невинным видом, начав фразу с равнодушного «кстати», спросила, видел ли кто-нибудь из нас, как она выключала утюг.

И поди пойми почему, Болван вдруг рванул в сторону гостиницы, истошно вопя: «Наконец-то!»

* * *