Где живет голубой лебедь?

Иногда она созывала к себе соседок. Созывала по своему вкусу, все больше его однолеток, а то и постарше, ставила самовар, угощала чаем с вареньем и каждый раз заводила разговор о том, как тяжело мужчине жить одному, а с сыном и того тяжелее, попробуй, вырасти да воспитай парня без хозяйки!

Гостьи пили чай, деликатно черпая ложечкой варенье, конфузливо улыбались, слушая Елену Васильевну, и старались говорить о чем-либо, не имеющем отношения к семейным делам Бориса.

Когда они уходили, Елена Васильевна допытывалась у Бориса, понравилась ли ему какая-нибудь, но он каждый раз отвечал:

— Да все они, вроде, ничего…

И сколько она ни расспрашивала, отвечал одинаково, и она понимала, ни одна из них не упала ему на сердце, ни с одной не собирается он строить дальнейшую свою жизнь, и так, наверно, и уедет.

Но все случилось иначе.

Однажды Борис с Васей пошли в лес, по грибы. На рассвете густо стлался над домами туман, медленно, как бы нехотя оттаивал под лучами солнца, в лесу остро пахло грибной сыростью, влажным, гниющим мхом, сосновой хвоей.

Грибов было множество, под каждым кустом хоть косой коси.

Борис и Вася брезговали сыроежками и даже подберезовиками и подосиновиками, брали одни белые.

Когда выходили из леса с тяжелыми корзинами, увидели кофейного цвета «Победу», стоявшую на опушке.

За рулем сидела женщина и пыталась завести мотор. Но мотор рокотал с минуту и замолкал.

Исконная шоферская солидарность мгновенно овладела Борисом. Он подошел ближе.

— Что у вас тут?

— Аккумулятор сел, — ответила женщина.

Повела на него круглым, сердитым глазом, спросила:

— А вам что? Или помочь собираетесь?

Борис сказал:

— Что ж, попробую.

Наконец машина завелась.

— И правда, помогли, — сказала женщина спокойно, словно иначе и быть не могло. — Вам куда, в «Ягодку»? Садитесь, подвезу.

Он сел рядом с ней, а Вася — на заднем сиденье.

Она вела машину лихо, щеголяя своей сноровкой.

Была она еще молодая, впрочем, не очень, может быть, немного моложе Бориса, круглолицая, сильно загорелая. Синие глаза казались особенно светлыми на смуглом лице. Профиль — она сидела профилем к Борису — четко очерченный: выпуклый лоб, жадные тонко вырезанные ноздри, подбородок с ямочкой.

Руки у нее были загорелые по локоть, а выше короткие рукава ситцевой блузки открывали молочно-белую, нежную кожу. И шея была тоже белой, в мелкой осыпи веснушек.

— Местные? — спросила она, глядя на дорогу.

— Нет, из Москвы.

— Вот оно что.

Почему-то ему показалось, что она знает, кто он, и спрашивает лишь для видимости.

Так оно и было.

— У Елены остановились?

— Это моя тетя, — сказал Вася. — Сестра мамы.

Она взглянула на Бориса — он еще раз подивился ее светлым, блестящим глазам, сказала:

— Давайте познакомимся: Леля, фамилия Силаева, отчество необязательно.

Пока доехали до деревни, успела рассказать о себе — работает шофером у директора РТС, живет с отцом, есть у нее дочка по имени Ветка, мужа не имеется, в прошлую субботу исполнилось ей тридцать пять лет, по вечерам ходит иногда в клуб, куда же еще деваться?

Она довезла их до деревни.

— Теперь сами дойдете…

Махнула на прощанье рукой и повернула обратно. Борис долго смотрел, как облачко пыли догоняет машину, никак не может догнать.

— Хорошо работает, — вслух произнес он.

— А что, она шофер какого класса? Первого? — спросил Вася.

— Может быть, второго.

— А я буду только первого, — сказал Вася, — как ты.

— Я тоже второго, — ответил Борис.

Елена Васильевна встретила их горячими пышками с творогом.

Пока завтракали, она разбирала грибы, мыла, резала на кусочки, похваливая:

— Хоть бы один червивый!

Вася поел и убежал на улицу к ребятам. А Борис сел на крыльцо, закурил, вспоминая о Леле.

Она понравилась ему. Была в ней непринужденность, размашистая удаль, которая ему, тихому и небойкому, казалась особенно привлекательной в других людях.

«Наверно, упрямая, как черт!», — подумал он, и ему вдруг захотелось на себе испытать ее упрямство и подчиниться ему.

Дуся, его жена, была тоже упрямой, любила все делать по-своему, и он привык уступать ей во всем.

В тот же вечер он первый предложил Елене Васильевне:

— Надо бы в клуб пойти, что ли…

Она спросила с усмешкой:

— Чего это ты? То вроде силком не затянешь, а то самому охота…

Однако накинула платок, и они отправились в клуб.

Был вечер танцев. Еще издали они услышали звуки радиолы. Исполнялся вальс «Дунайские волны».

Вошли в зал, сели на привычное место у стены. Мимо них проносились пары.

Борис смотрел во все глаза, искал Лелю. Ее не было видно, и он заскучал.

— Пойду покурю, — сказал он.

— А как же танцевать? — спросила Елена Васильевна. — Гляди-ка скоро, должно, танго заиграют.

— Покурю и вернусь.

— Ну, давай, я тебе кого-нибудь выгляжу, кто хорошо танцует, — пообещала она.

Он вышел на улицу, сразу же окунулся в темноту и пустынность ночи.

Дул холодный, уже по-настоящему осенний ветер. Небо было хмурым, беззвездным.

Он сложил ладони коробочкой, прикурил. Свет из окон клуба свободно лился на улицу, освещал ряды домов, скамейки возле заборов, темные деревья, казавшиеся ночью особенно большими.