Где живет голубой лебедь?

Борис решил удочерить Ветку, дать ей свою фамилию и отчество.

— Хорошо бы квартиру сменить, чтобы никто никогда не сказал ей, что ее настоящий отец…

Леля возразила:

— А что в том такого, если узнает? Не тот отец, кто ребенка заделал, а тот, кто воспитал, на ноги поставил. Пусть знает, какой ты есть!

4

Леля умела радоваться всему, самой малости, сразу чувствовалось, что не была раньше избалована вниманием и заботой.

И потому ему хотелось радовать ее, чем угодно: отрезом на платье ее любимою брусничного цвета, купленным в кредит, нарядной косынкой, домашними польскими туфлями, за которыми выстоял долгую очередь в «Ванде», теплыми рейтузами для Ветки.

Он решил показать ей Москву так, как следует, чтобы навсегда запомнила, какая она, Москва.

Заехал за ней и Веткой, посадил в машину.

— Поехали.

— Куда?

— Еще сам не знаю. Попадаются такие пассажиры, вези, говорят, шеф, куда хочешь…

И вез Лелю с Веткой, куда хотел. В Сокольники, на Ленинские горы, в Измайлово и вместе с Лелей дивился красивым московским улицам, словно сам впервые их видел.

Как-то в выходной поехал с нею и с Веткой на аэровокзал, что на Ленинградском проспекте.

Леля крепко держала Ветку за руку, оглушенная непривычной суетой и шумом.

— До чего здесь много людей, — сказала она. — И все куда-то едут, всем куда-то надо…

А люди и в самом деле все шли да шли с чемоданами, велосипедами, детскими колясками, радиоприемниками, которые сдавали в багаж.

На весь зал гремела музыка, и потому все вокруг казалось праздничным, необычным.

— Летом полетим с тобой в отпуск на самолете, — сказал Борис. — Возьмем Ветку — и на ТУ-104, хочешь?

— Полетим, — согласилась Леля.

Музыка в зале часто обрывалась, вежливый женский голос сообщал:

— Начинается посадка на самолет Москва — Рига, рейс 132-й.

И опять звучала музыка, и снова обрывалась, и голос сообщал:

— Кончилась регистрация билетов на рейс… Москва — Ереван…

— Тоже работа! — заметила Леля. — Объявляй целый день рейсы, надоест, должно быть!

Но больше всего ее поразил справочный телевизор. Нажмешь кнопку, засветится экран, и на нем появится девушка. Глядит на тебя, словно видит, хотя и не видит никого, только слышит. Спросишь ее — ответит. Хоть каждую минуту нажимай кнопку, спрашивай.

И Ветка тоже смотрела на телевизор, как зачарованная. Попросила Бориса:

— Можно я скажу?

— Что же ты скажешь?

— Какая она красивая.

— Это нельзя говорить. Не надо. Тут спрашивают только, когда самолет примет, или не опаздывает ли, или когда вылетел.

Ветка недослушала Бориса, нажала кнопку. С экрана на нее в упор взглянула девушка. Губы яркие, крашеные, на лбу челка.

Ветка растерялась. О чем спросить, так и не могла вспомнить. И Леля не знала. Все разом из головы вылетело.

— Спроси, когда самолет из Иркутска? — посоветовал Борис.

Ветка опять нажала кнопку, крикнула громко, восторженно:

— Тетя, когда самолет, который из Иркутска?

Девушка строго, без улыбки ответила. Экран погас.

— Я еще хочу, — сказала Ветка. — Я еще не все спросила.

— Хватит, — сказала Леля, а Борис засмеялся:

— Да ты на себя погляди, почище Ветки…

Домой ехали в метро, до самой станции «Речной вокзал», Борис сидел напротив Лели, поглядывал то на нее, то на Ветку.

Он был счастлив и сознавал, что счастлив, и в то же время боялся, постоянно боялся за свое счастье, боялся, что в один прекрасный, нет, не прекрасный, а страшный день все переменится разом, и Леля уйдет. Куда уйдет, он не знал, даже и на минуту не хотел представить себе, что ее не будет с ним, и все-таки не мог не думать об этом.

Каждый раз, отведя машину в парк, он спешил к себе в Химки-Ховрино так, словно опаздывал на поезд. Лишь завидев освещенное окно, вздыхал с облегчением. Она дома, ждет его…

Такого с ним еще не было. Он любил свою первую жену, был верен ей, но никогда раньше не рвался домой так, как рвался теперь, никогда в прошлом не было у него такого чувства, какое владело им теперь, словно внезапно появился у него островок незащищенности, открытый всем бурям и напастям, и он, единственно он, никто другой обязан был защитить и укрыть этот островок. Только он один был за них всех в ответе.

Один он.

5

Комната у них была хорошая, неполных семнадцать метров. В квартире еще одна соседка, бухгалтер райпромтреста, пожилая молчунья — случалось, по целым дням не выговорит ни слова.

Конечно, Борис понимал, для четверых комната маловата. Хорошо бы квартиру, пусть маленькую, но отдельную.

Леля успокаивала:

— Ничего, обойдемся…

Но он не послушался ее, записался на прием к председателю райжилуправления. Не прошло и десяти дней, как председатель, добродушный толстяк с металлическим браслетом на левой руке, по слухам, верное средство против гипертонии, принял его, внимательно выслушал и пообещал поставить на очередь.

Но и так, в одной комнате, жить было уютно, весело. Иногда вечерами ходили в соседний кинотеатр на последний сеанс. Дом стоял на краю улицы, сразу за домом начиналась березовая роща. По воскресеньям до самого обеда гуляли с Веткой в березовой роще.

Зима выдалась снежная, в воскресные дни в Химках полным-полно было лыжников.