Где живут счастливые?

...Человек в высоких резиновых сапогах, линялой куртке, стоит на молитве. Стоит навытяжку, не шелохнувшись перед Царскими вратами, которые пока закрыты. Но вот они раскрываются, человек делает низкий поклон и опять вытягивается в струнку. Смотрю на его прямую спину и знаю уже, что это мой брат во Христе, раб Божий Степан. Якут, прибившийся к тихой монастырской пристани для молитвы и труда, для борьбы со страстями. Монастырь — клиника, где не произносят слово «поздно». Господь не допустит по милости Своей неизреченной «летального исхода» грешной души. Он будет очищать её скорбями, учить уму-разуму, благословлять промыслительными встречами, утешать «случайностями» и, в конце концов, подведёт человека к очень важным, выстраданным словам. Таким, какие сказал мне Степан Иванович Терехов: Мне без Верхотурья не жить. Умирать здесь буду.

Говорят, уехал из монастыря отец Феофан, хороший батюшка, к которому Степан имел особое расположение. Степан скорбел и каждый день заказывал молебны, чтобы вернулся отец Феофан.

Моя молитва слабая, так я молебны.

Вымолил. Отец Феофан вновь вернулся в Верхотурье.

Плывёт, плывёт по храму молитва «Да исправится молитва моя, яко кадило пред Тобою, воздеяние руку моею, жертва вечерняя»... Душа ли жертва, жизнь ли жертва, слёзы ли перед алтарём жертвенным особенно солоны? Наверное, и то, и другое, и третье. Господь имеет силу соединять несоединимое. И в этом его непостижимая мудрость. Слёзы и радость, отчаянье и надежда, жертва и подарок. Нам ли разбираться в истоках этой несовместимости? Нет. Нам радоваться и благодарить. За возможность пусть вечерней, но все- таки успевшей до срока - жертвы.

ТАНЕЦ ЖИВОТА НА ЗЕМЛЯНИЧНОЙ ПОЛЯНЕ

Открыли третью бутылку шампанского. Хлопка не было, но Таня догадалась об этом легко: будто льдышки налетели друг на друга, зазвенел хрусталь, сдвинули бокалы, голоса, смех и - затихло.

Закусывали. После третьей бутылки знала точно - домой её сегодня не повезут. А ведь был уговор: субботы с воскресеньями — её законные выходные. Так было определено условиями договора полгода назад, когда она только нанялась к Минаевым гувернанткой. Всю неделю Таня с девочкой, а уж выходные - это жизнь для себя. Но один раз уступила - Аида с Андреем вернулись из ресторана поздно: оставайся до утра, везти тебя сейчас через всю Москву, утром обратно - какой смысл, оставайся! Осталась. Вот и вошло в привычку, теперь как выходной - причина: то банкет, где необходимо встретиться с нужными людьми, то театр, а сегодня вот гостей позвали.

Таня тихонько вывела Настеньку из спальни, включила свет в ванной. Настеньке ничего не надо было объяснять, она уже давно смекнула: раз Таня повела её в ванную, значит, остаётся. А остаётся, значит, они обязательно перед сном поговорят о чем-нибудь интересном, Таня много всякого знает. Настенька стояла под душем смирно, а когда Таня закутала её в махровую простыню и взяла на руки, девочка прижалась горячей распаренной щёчкой к её щеке:

Мама Таня...

Нельзя так меня называть, ты знаешь, — сказала Таня, — я Таня, просто Таня, а маму твою зовут Лида.

Знаю, — вздохнула Настенька, — а вот у одной девочки было две мамы...

Не фантазируй. Давай спать.

Не хочу, сначала расскажи про волшебную поляну.

Ты про поляну сто раз слышала.

Нет, хочу про поляну.

Ну, слушай... На опушке леса под жарким солнышком цвели на поляне синие цветы. А ещё наливались соком ягоды земляники. Та поляна была волшебной, там никто никогда не сердился, не ссорился, не говорил плохих слов. Даже звери на той поляне не рычали, даже комары не кусались...

Настенька засыпала. Про поляну она слушала часто, но не надоедала придуманная Таней история и все разговоры после. А ещё дежурный вопрос в конце: мы с тобой на ту поляну поедем? Сегодня не успела спросить, сморило девочку.

Татьяна, ты жива ещё, моя старушка? - шелест юбки, стук каблуков и приторный запах дорогих сигарет пополам с французскими духами. Лида ворвалась в спальню, плюхнулась в кресло рядом с Настиной кроваткой.

Заснула? - разочарованно спросила Лида. — А я хотела, чтобы она гостям что-нибудь спела.- Нечего из ребёнка Арлекино делать, - строго сказала Таня. - Что тебе Настя, игрушка? Иди к гостям, я тоже буду ложиться...

Ушла. Отношения между Лидой и Таней совсем не походили на отношения между хозяйкой и гувернанткой. Капризная, взбалмошная Лида не обижалась на Таню за резкий тон и справедливые укоры. Знала, что уж тут прикидываться: она плохая мать, и Настя для неё игрушка, забава. Все её материнские инстинкты легко удовлетворялись новыми игрушками, платьицами-джинсиками, бантиками-заколками. А черновая работа — кормить, мыть, учить девочку не коверкать слова, терпеливо сносить её капризы - это Татьянино. Гувернантка она. Деньги за это получает.