Где живут счастливые?

Проголосовали единогласно. Настя отпечатала на машинке протокол, повезла его в райцентр, где уже открыли церковь и дали священника. Вскоре опять побежала по дворам Настя:

Бегом в библиотеку на собрание, приехал какой- то уполномоченный, хочет насчёт церкви поговорить.

Огороды побросали, пилку дров на зиму - пришли. Уполномоченный рассказал, что Никольский храм будет восстанавливаться, что в отличие от других церквей он в неплохом состоянии, грязь вычистить, стены покрасить, потихоньку иконостас соорудить, к зиме отопление провести. И можно служить. Но без помощи прихожан не обойтись. Как, поможете возрождающемуся храму?

А то как же, в нём моя мать венчалась.

Деда тут отпевали, и меня, даст Бог...

Деньги соберём, с миру по нитке — голому рубаха...

Что случилось с Кукушкиным Болотом? Будто свежий ветерок пронёсся над его низкими крышами, сквозняком продёрнул затхлый воздух покосившихся изб.

Старушки, те прямо помолодели. Забегали от дома к дому, шушукаются, отстегивают от своих кровных, собранных на похороны, по чуть-чуть на святое дело. Мужики, что покрепче, ходят кругами вокруг церкви, мнут сапогами лебеду, примериваются, с чего начать.

Скоро и батюшка приехал, назначенный на приход Кукушкиного Болота. Был он старенький и очень давний мой знакомый. Служил в небольшом рабочем посёлке под Москвой, матушку схоронил, дети разъехались, уже за штат собрался, на покой, да уговорили в епархии принять этот деревенский приход.

Поскрипишь ещё, — сказали, - там, на свежем воздухе, и окрепнешь, Бог даст.

Мы поехали с ним первый раз вместе. Дорога дальняя, очень волновался батюшка, как встретят, как примут. Я, как могла, успокаивала: «Люди стосковались по духовной жизни, для них ваш приезд, батюшка, - праздник...» По телеграмме подали нам к поезду «транспорт» - старую клячу Аиду. Аида прядала ушами и дремала в ожидании важных гостей. Поехали. Вёл «транспорт» важный дед, в очках и потёртых джинсах «монтана». Он протянул батюшке руку, крепко её пожал, представился:

Михаил Тимофеевич. Очень рады, ждём не дождёмся. Как звать изволите?

Отец Василий.

На взгорочке Кукушкиного Болота и стояла она - Никольская церковка, пока ещё сиротливая, без креста, но уже прибранная, похорошевшая от свежей побелки, умытая тёплыми дождями. Молебен Николаю Угоднику служили прямо на траве перед храмом. Клали поклоны до земли. Старушки в весёленьких новых платках поближе к батюшке. Мужики, те сторонились, от смущения хмурили лица, покашливали.

Батюшке отвели небольшую, но справную хатку. Жила в ней глухонемая баба Фрося, да умерла как два года, огород, конечно, без присмотра, а дом ничего, жить можно. Повесили в красный угол иконки, пристроили лампадку. Батюшка, не привыкший к особому комфорту, был доволен: «Вот и поживу ещё, вот и помолюсь», - приговаривал он, распределяя по вешалкам облачение.

И остался отец Василий служить, а я на той же Аиде уехала к ближайшему поезду на Москву. Месяца через три получила от батюшки письмо: «...жив, не сказать, что здоров, но на всё воля Божия. Храм освятили, да вот беда: нет никого в храме, не ходят. Поначалу-то ходили, вроде как игрушка была новая, а теперь игрушка надоела. Хожу по домам, зову, отмахиваются: кто захворал, у кого печка не топлена, у кого огород не полит, а то и вообще пьяные. Пьют в Кукушкином Болоте, страшно пьют, да и где не пьют? Недавно отпевал одну рабу Божию, так мужики предупредили: «Ты давай недолго, а то мы не евши с утра ». А я-то знаю, что за стол не терпится, помянуть... В проповеди стараюсь вразумлять — в воскресенье не работайте, грех, в храм приходите. Нет, как воскресенье, так пошла по деревне гульба - там поют, там дерутся. Вспоминаю, как трогательно прихожане свою церковь обихаживали. Занавесочки из дома приносили, иконки дедовские из сундуков доставали, один раб Божий залез на купол крест ставить, да, видно, сквозняком его прихватило, слёг надолго, я к нему с сочувствием, а он: «мне за Господа пострадать в радость...» С тех пор и не был ни разу в церкви, а встретимся, голову опустит и мимо, вроде не заметил. Я ведь это тебе не в осуждение людей пишу, как можно в осуждение? С болью пишу - отвык наш народ от Бога, научился без Него обходиться. Храмы открывать вроде кампания такая. А в храм прийти — труд. Стоять трудно, молиться трудно, поститься трудно. Оно, конечно, трудно, да разве тот труд не на твою собственную пользу? Вот, сестричка, мои скорби, православный народ не идёт в храм, хоть и прибран он теперь, обихожен...»