Официальная должность способствовала росту известности. Подтверждением тому явился, в частности, визит Виктора Кузена, посетившего его в 1817 г., визит, имевший столь неожиданное продолжение. Что свело их вместе: французского философа, скорее, студента, которому тогда было двадцать пять, и немецкого философа, с недавних пор с положением, приближавшегося к пятидесяти годам?
Кузен (1792–1867) стал читать лекции в Эколь Нормаль в 1813 г., двадцати одного года, и Руайе — Коляр доверил ему какое-то время вести занятия на факультете вместо него. Учащаяся молодежь — почти сверстники преподавателю. Он был моложе некоторых студентов Гегеля, например, Карове (1789–1852).
Между Гегелем и Кузеном завязалась тесная дружба, не без трагикомических эпизодов в будущем, продолжалась она до смерти берлинца.
Такое редкостное взаимопонимание, возможно, объясняется тем, что Кузен говорил по — немецки еще хуже, чем Гегель по — французски: отменный способ избегать противоречий. Нет сомнений, каждому из них случалось открываться другу в том, что тщательно таилось от публики и от властей.
В Гейдельберге Кузен ходил вечерами к профессору Гегелю пить чай и мог быть свидетелем мира и согласия в этой семейной жизни. Последняя вплоть то той поры, когда супруги решили ввести в дом незаконнорожденного сына, Луи, чтобы воспитывать его в лоне законного семейства, внешне не омрачалась ничем. Они не сомневались в успехе адаптации, и Гегель заранее радовался тому, как все уладится.
Вот он, пропуск в буржуазию. Все у него есть: положение, жена, дети, недурная репутация. Маргинал перебирается с полей на середину страницы. На ней ему и суждено остаться. Теперь ему хочется думать, что он в Гейдельберге навсегда. Иные горизонты откроются позже. То, что казалось окончательным устроением, окажется временным пристанищем.
Он им воспользовался, чтобы завоевать расположение коллег, людей приятных, сведущих, смотревших на свою роль в обществе и в мире науки так же, как он.
Особенно тесно сошелся Гегель с профессором богословия Карлом Даубом (1765–1836), которому, как заместителю ректора, было поручено направить ему «пригласительное письмо» в Гейдельбергский университет. Дауб, покоренный личностью Гегеля, тотчас принялся усердно и тщательно изучать его философию, став чем-то вроде ее «религиозного» адепта. Среди учеников этого богослова выделяются Карове и Фейербах.
Гегель встретил в Гейдельберге своих йенских друзей, Паулюсов.
Генрих Эберхард Паулюс (1761–1851),
После долгого дружеского союза он поссорился с Гегелем по поводу хода и итогов Ассамблеи «Вюртембергских государств» 1817 г., к которым отнесся несходным образом и, будучи, в сущности, таким же либералом, как и Гегель, дал им противоположную оценку.
Супруга Паулюса (1767–1844), автор романов, натура возвышенная и жизнерадостная, немало способствовала долгому сохранению сердечных отношений между двумя семействами, тесно друг с другом связанными. Дочка Паулюсов вошла в историю немецкой литературы, благодаря рискованному бракосочетанию с Августом Вильгельмом Шлегелем, который был старше нее на тридцать лет; спустя несколько недель брак с шумом и скандалом расторгли.
В глазах общественности Паулюс был одновременно ученым, неуемным человеком и критиком существующих порядков. Тесные и длительные отношения с таким «теологом» воспринимались ортодоксальными верующими как вызов.
Огромной заслугой Паулюса перед философией была публикация в 1803 г. первого издания Полного собрания сочинений Спинозы. Он пригласил Гегеля участвовать в этом большом предприятии, которое по тем временам не могло сойти за невинную затею: разве Гёльдерлин не назвал Спинозу «безбожником в точном смысле этого слова»?[225]
Гегель, насколько известно, взялся за сопоставление и перевод латинских и французских текстов Спинозы. Но возможно, сотрудничество было и более широким. Во всяком случае, он относился к нему серьезно: под конец жизни он хвалится этим сотрудничеством публично в своих «Лекциях по истории философии»[226].В Гейдельберге Гегель также близко сошелся с замечательным коллегой, Георгом Фридрихом Кройцером (1771–1858), известным специалистом по античной мифологии и мысли. Этого эрудита, введенного в кружок гейдельбергских романтиков, овевал ореол сентиментальной славы: из-за безнадежной любви к нему Каролина де Гюндероде закололась кинжалом.