Гея (1988)

«На острове Святой Елены идет крупное строительство. По слухам, склеп Наполеона снесен и на его месте сооружается вилла для семьи Рокфеллера-младшего. Лондон готовит новую ноту Вашингтону. Третий британский флот направлен для охраны острова Тристан де Кунья» («Дейли телеграф»).

«Слово нефтепереработчиков: перевыполнить план по осветительным сортам керосина» («Бакинский рабочий»),

«Национализированные угольные копи должны быть возвращены в руки законных владельцев — только это спасет Великобританию» («Таймс»),

«Фашизм не пройдет! Принстон не повторится!» («Уоркер»).

«Наибольшая мировая сенсация с тех пор, как в 1949 году фирма «Сэнсон Хоуджери Миллз» выпустила женские чулки с черной пяткой по патенту художников из Филадельфии Блея и Спард-жена. Покупайте чулки новой марки «Черный столб»!» («Филадельфия ньюз»).

«В эту зиму жителей Парижа будет согревать их неистощимый оптимизм» («Фигаро»).

«Повышение цен на свечи не должно снизить религиозного энтузиазма верующих» («Оссерваторе Романо»).

«В связи с дороговизной топлива в этом сезоне, к сожалению, ожидается переход на длинные закрытые платья. Наш обозреватель надеется, что удастся создать модели со стекловатными утепляющими подкладками, могущими подчеркнуть специфику женской фигуры. В отношении дамского нижнего белья ожидается…» («Ви паризьен»).

* * *

А черный столб между тем лез все выше за пределы земной атмосферы и, пройдя добрую треть расстояния до Луны, загибался вокруг Земли, словно собираясь опоясать планету тоненьким ремешком. Он по-прежнему был окутан мраком бесчисленных туч, и пучки молний били в столб, и казалось, грозе не будет конца.

Дистанционные приборы там, на плоту, давно не работали, «Фукуока-мару» ходил вокруг плота, то приближаясь к нему, то удаляясь. Где-то застрял танкер с горючим, а топливо на «Фукуоке» было на исходе.

Тревожно текла жизнь на судне. Но больше всего Кравцова угнетало вынужденное безделье. Он стоял на верхней палубе, тоскливо глядя на привычную, осточертевшую картину грозы.

Нет, не обижаясь, думал он. Смешно обижаться. Ну да, Воронин обещал поговорить с ним, Кравцовым, когда немного освободится. Что поделаешь, если у Воронина нет ни одной свободной минуты, если он работает круглые сутки напролет. Чего уж тут обижаться.

Ученые с мировыми именами слетелись сюда. Беспрерывно совещаются, спорят, продымили судно насквозь табаком. Кажется, никогда еще не бывало такого вот представительного международного штаба ученых. Он, Кравцов, разговорился на днях с одним французским физиком, тоже эсперантистом, послушал бы Воронин, какие дифирамбы пел ему этот пожилой француз! Молодец

Виктор. В свои тридцать пять или тридцать шесть лет достиг многого. Ученый милостью божьей. К тому же не разбрасывался, не тратил времени попусту.

А что он, Кравцов? Инженер-бурильщик, каких много, хоть пруд пруди. Человек, которому не сидится на месте. Правда, когда-то очень давно, целых четыре года назад, он извлек из полусумасшедших математических расчетов некое гипотетическое поле, — поле, в котором оказалось возможным горизонтальное падение. Гм, тогда это казалось чистейшим вздором, а теперь… каким-то странным образом…

Не обижаюсь, упрямо твердил Кравцов самому себе. Все правильно. Он здесь не нужен, и хватит, хватит томиться без дела. На самолет, пожалуй, места не достать: все забито учеными, ооновскими чиновниками, журналистами — занятыми людьми. Значит, при первой же морской оказии… А завтра должен прийти танкер. Вот и прекрасно! На этом танкере он и уплывет. Там есть какой-то минимум пассажирских мест. И — всего хорошего, Виктор Константинович…

Трое суток на танкере до японских берегов. Хорошо бы денька два задержаться в Токио, посмотреть город. Потом на самолете в Москву. Заберу Марину, Вовку — и в Баку, к ее папе-маме. Там еще тепло, золота т осень, может, еще в море покупаюсь… А потом…