Читаем Гейши. История, традиции, тайны полностью

Гость, ошеломленный прелестной демонстрацией такого искреннего невежества, расхохотался. Этот рассказ может показаться иллюстрацией глубокого невежества и потрясающей глупости, но в те времена демонстрация полного отсутствия знаний по самым общим вопросам широко приветствовалась в Японии, так как считалась показателем чистоты внутреннего мира девушки. Как бы там ни было, говорят, что гость Каору был так тронут ее простотой, что привязался к ней еще больше. Вот еще один выдающийся и даже в чем-то раблезианский рассказ о Каору, очевидно призванный показать, в каких условиях (sic) эта прелестная куртизанка находилась в Ёсивара. Однажды вечером группа беспечных молодых людей устроила попойку, спиртное лилось рекой. Как вдруг один особо глупый индивид предложил любому из компании на спор проглотить содержимое большой чашки, наполненной перцем. Разгоряченный вином и готовый на любое безрассудство, другой осел в человеческом облике немедленно принял вызов и пожелал совершить этот подвиг дикого обжорства. Сначала этот деятельный идиот выпил чашку сакэ и приготовился заглотить острую смесь, но, как только проглотил первую порцию перца, он свалился на пол, корчась в жутких муках, его глаза вылезли из орбит, а на лице отразились страдания всех грешников ада. Натурально, такая картина быстро привела компанию в чувство, и они немедленно послали за доктором, чтобы помочь пациенту. Явившийся ученик Эскулапа был осведомлен в медицинских вопросах не более чем простой носильщик, и, естественно, случай поставил его в тупик. Однако для спасения профессиональной репутации надо было что-то делать, и сей достойный лекарь на полном серьезе прописал в качестве высокоэффективного лекарства человеческие экскременты! Такой «странный» рецепт испугал окружающих, и они решили узнать, что думает на этот счет сам пациент. Последний, будучи не в состоянии разговаривать, схватил кисть и написал на клочке бумаги: «Если я должен принять это жуткое лекарство, то я лучше предпочту !!!»


Коконоэ (Девять складок)

Коконоэ звалась известная куртизанка, обладавшая определенными литературными способностями. Ее история грустная и в то же время интересная, поскольку проливает свет на абсурдность мышления японских судебных властей того времени, что приводило к излишне жестоким и бесчеловечным решениям. Говорят, что Коконоэ была на службе у одного уважаемого жителя Токио в качестве кормилицы его маленького сына. Ребенок рос и однажды, играя, поссорился с одним из своих друзей. От слов они вскоре перешли к кулакам, и мальчик нанес своему маленькому приятелю рану, от которой тот вскоре скончался. Родители умершего мальчика, возмущенные произошедшим, обратились к властям, и дело принял к рассмотрению Ока Этидзэн-но ками, слывший великим законником в те времена. Этот судья в духе Соломона решил, что одинаково виноваты и маленький арестант, и Коконоэ. Он сказал, что мальчик на самом деле совершил убийство, а кормилица является его соучастницей, поскольку не смогла в полном объеме исполнить свои обязанности. В результате мальчика приговорили (учитывая его нежный возраст) к ссылке в монастырь и воспитании его там как монаха, а несчастная нянька была приговорена к позорной жизни в течение пяти лет в «Море горькой печали» (Ёсивара). Коконоэ тут же отправили в Ёсивара, где ее определили в качестве куртизанки в дом Нисидая на Эдотё-иттёмэ. По другой версии, женщина была из семьи жителя Киото и за свое распутное поведение предстала перед судом в Эдо, где была приговорена к пожизненному проживанию в Ёсивара в качестве куртизанки. О том, что она обладала литературным и поэтическим вкусом, свидетельствуют некоторые ее произведения, особенно одно стихотворение, в котором она с большим чувством вспоминает о родных местах, своей ссылке, трех главных обязанностях женщины и пяти препятствиях, мешающих женщине достичь нирваны. Годы шли, и по причине своего возраста Коконоэ перестала пользоваться прежней популярностью. Таким образом, в годы Кёхо (1716—1736) нануси и старейшины Эдотё обратились в суд с просьбой о смягчении ее наказания, принимая во внимание возраст, но получили отказ. Услышав это, несчастная женщина исполнилась самой горькой печали и написала стихотворение, которое можно перевести так: «Увы! Я обречена жить так далеко от родительского дома и черпать воду только из бесконечного потока реки Сумида»[1 Река Сумида протекает через Эдо/Токио. (Примеч. пер.)].


По прочтении такого сострадание нануси увеличилось в тысячу раз, и со слезами на глазах он отнес стихотворение чиновникам в бугесе и опять попросил помиловать писательницу. Глубоко тронутые таким выражением безнадежной тоски, власти были рады продемонстрировать свое милосердие к несчастной куртизанке и удовлетворили второе прошение нануси.


Кинокуния бундзаэмон (1669-1734)

Перейти на страницу:

Похожие книги

Адепт Бурдье на Кавказе: Эскизы к биографии в миросистемной перспективе
Адепт Бурдье на Кавказе: Эскизы к биографии в миросистемной перспективе

«Тысячелетие спустя после арабского географа X в. Аль-Масуци, обескураженно назвавшего Кавказ "Горой языков" эксперты самого различного профиля все еще пытаются сосчитать и понять экзотическое разнообразие региона. В отличие от них, Дерлугьян – сам уроженец региона, работающий ныне в Америке, – преодолевает экзотизацию и последовательно вписывает Кавказ в мировой контекст. Аналитически точно используя взятые у Бурдье довольно широкие категории социального капитала и субпролетариата, он показывает, как именно взрывался демографический коктейль местной оппозиционной интеллигенции и необразованной активной молодежи, оставшейся вне системы, как рушилась власть советского Левиафана».

Георгий Дерлугьян

Культурология / История / Политика / Философия
«Особый путь»: от идеологии к методу [Сборник]
«Особый путь»: от идеологии к методу [Сборник]

Представление об «особом пути» может быть отнесено к одному из «вечных» и одновременно чисто «русских» сценариев национальной идентификации. В этом сборнике мы хотели бы развеять эту иллюзию, указав на относительно недавний генезис и интеллектуальную траекторию идиомы Sonderweg. Впервые публикуемые на русском языке тексты ведущих немецких и английских историков, изучавших историю довоенной Германии в перспективе нацистской катастрофы, открывают новые возможности продуктивного использования метафоры «особого пути» — в качестве основы для современной историографической методологии. Сравнительный метод помогает идентифицировать особость и общность каждого из сопоставляемых объектов и тем самым устраняет телеологизм макронарратива. Мы предлагаем читателям целый набор исторических кейсов и теоретических полемик — от идеи спасения в средневековой Руси до «особости» в современной политической культуре, от споров вокруг нацистской катастрофы до критики историографии «особого пути» в 1980‐е годы. Рефлексия над концепцией «особости» в Германии, России, Великобритании, США, Швейцарии и Румынии позволяет по-новому определить проблематику травматического рождения модерности.

Барбара Штольберг-Рилингер , Вера Сергеевна Дубина , Виктор Маркович Живов , Михаил Брониславович Велижев , Тимур Михайлович Атнашев

Культурология