Гексаграмма: Колодец времени

Она всегда считала, что людям вовсе не обязательно заставлять себя драться за свои идеалы, имущество или жизнь, если они к этому не предрасположены. Каждый получает своё, какие-то собственные таланты, и нельзя сказать, какой важнее – школьного учителя, поэта, земледельца или рыцаря. Без любого из них картина мира будет неполна. Так вот, те, кому дана именно сила, обязаны использовать её во благо слабых, но созидающих, и неважно, что – картины, архитектуру или новую жизнь в любых формах. Люди прекрасны именно своим разнообразием, и среди них нет тех, кто лучше или хуже. Ишка, вот, сумела спасти эту деревню, никому из местных такое не было по плечу – зато они здесь выращивали фрукты и овощи в условиях вечной зимы, а она в таком вовсе ничего не смыслила. Старатос – гениальный алхимик, смекалка которого спасла столицу. В бою он внушал ужас и восхищение… зато с детьми, что ей было точно известно на примере его же собственного сына, у Старатоса не ладилось, а какая-нибудь воспитательница, не способная даже прочесть алхимический знак, управлялась с ними так же легко, как дышала. Поэтому Ишке и в голову бы не пришло обвинить Миру в бесполезности или что-то требовать от неё.

– Глупо думать, что есть герои, берущие все тяготы на свои плечи и прикрывающие тебя широкой спиной. Даже если вы этому обучены и взяли такую ношу на себя – мы не вправе возложить всё вам на спины, сесть сверху и свесить ноги. Полагаясь только на чужую защиту, теряешь самоуважение. И я… я не хочу быть лишь той, кто смотрит вслед отважным воинам в сверкающих доспехах и вздыхает. Я хочу решать сама, двигаться вперёд, даже если некому позаботиться обо мне, и пригодиться другим, если уж на то пошло, – объяснила Мира.

– Но это может стоить тебе жизни, – резонно заметила Ишка.

– И что же из того? А пустая и унылая жизнь, в которой мне так ничего и не удастся до скончания дней, лучше? – упрямо гнула своё Мира. – Я не рвусь жертвовать собой, но сделаю это, если придётся.

– Хм. Твой настрой вызывает уважение, – неопределённым тоном вставил так и ожидавший спутников у выхода Старатос.

– Благодарю, – рассмеялась Мира.

Глава 7

Ванни устроился с ногами на сиденье карты и, обняв колени, смотрел в одну точку перед собой. Он выглядел бледнее, чем обычно, при том, что и прежде не отличался здоровым цветом лица, и Варатти обеспокоенно наклонился к нему:

– Если тебе нехорошо – у меня с собой есть ёмкость, в которую можно опорожнить желудок.

– Нет, мне не плохо… Я просто ещё не привык к тому, что больше не увижу дом и семью. Или увижу не скоро.

– Разве ты не этого хотел? – заметил Старатос.

Э Я… да, но всё будет иначе, всё незнакомое, а я впервые за пределами деревни. Даже если я ненавидел их, я привык к этим людям. Они были единственным миром, который я знал. Я не хотел жить в этом мире настолько, что был готов умереть и взять их всех с собой… Но мне придётся жить, и я не знаю, как. У меня ничего нет. Я буду казаться совой среди ворон.

Ванни нахохлился, напоминая вовсе не сову, а взъерошенного воробья. Казалось, он окончательно запутался в себе, и его мысли продолжали бросаться из крайности с крайность, разве что в драку Ванни больше не пытался лезть.

– Я понимаю, что ты боишься, – сказала Ишка. – Но ведь тебе интересно, не так ли? Я сама позабочусь о том, чтобы с тобой ничего не случилось, пока ты не начнёшь чувствовать себя в Эсканолле как дома.

Ванни вздрогнул и вскинулся.

– Да ведь я не знаю, что такое как дома! Ты явно имеешь в виду что-то хорошее, но для меня дом – это дыра, где меня бьют и обзывают, попрекая каждым куском хлеба… Я хочу увидеть это так, как видишь ты.

– Я постараюсь, – Ишка погладила Ванни по руке. – Хотя вряд ли я подходящая для этого персона. Видишь ли, в моей семье слишком близкие и тёплые отношения тоже не были приняты. Меня не били и не оскорбляли, но я порой на стенку лезла от одиночества и отсутствия даже того, кому можно пожаловаться.