Gelato… Со вкусом шоколада

Она как будто стала старше? Не в том, конечно, смысле, что выглядит суровой, очень взрослой тетей, у которой жизненного, в том числе полового, опыта столько, что страшно рассказать, а список показать зазорно. А в том, что у мелкой шкоды и девочки-«осмелься только попросить» определенно появилась грудь, обрисовалась талия и выступили бедра, да игривый и кокетливый то ли карий, то ли серый глаз горит не юношеским дурным задором, а семафорит диаметрально противоположными сигналами, например:

«Хочешь меня, парень? Нравлюсь? А если так?».

По-моему, у самой младшей Смирновой, наконец-то, обозначился тот самый шарм, о котором в народе говорят, как об изюминке или индивидуальном очаровании. Откровенно говоря, она всегда была с небольшой харизмой — бесящей, скотской, аморальной, что ли? Все со знаком минус, с вполне понятным направлением в лихую сторону. Тонька почти профессионально, словно где-то этому училась, доводила до трясучки ближайшее окружение, провоцировала и устраивала соревнования — не на жизнь, а на смерть, кто изощреннее и лучше всех достанет маму с папой, например, или подтолкнет шатающегося товарища в заиленную лужу, в которой он или захлебнется, или очередным опытом обрастет, словно влажная стена сине-зеленой плесенью, от которой, как известно, один раз поймав, не избавишься никогда.

Она, беспощадная и изощренная, всегда смеялась над нашими попытками обскакать или объегорить ее личину. Были… Были, безусловно, и на наших улицах праздники по случаю победы, но все же у Антонии таких триумфальных эпизодов значительно больше. Сергей, ее отец, бил кулаком себя в грудь, и кричал, подбородок высоко задрав:

«Да, моя курочка, да! Клюй в самое темечко трусливых шалопаев. Девчонки — страшная сила, чика! Моя красавица всех ближайших недомальчиков порвет! Я ставлю только на Смирнову. Кто желает еще высказаться? Петр, Саша, Илья? Кто из сопляков покажет класс? Как же вы невест себе найдете, если боитесь подойти к мелкой Нии?».

Его посыл, конечно, был понятен, а мы с трясущимися коленками дрожащими ручонками поднимали, как кость со шматом мяса, отцовский вызов и, как правило, «дружили» всей мужской компанией против жестоких странных игр его младшего неуправляемого ребенка, если хотели хоть какие-то очки в глазах своих родителей набрать. У Смирновых, родных братьев — Алексея и Сергея, — на двоих в сумме вышло на удивление четыре щелевые шишки и все, как говорится, с охренительным заскоком, словно не от той «сосны обыкновенной» произошли, у каждой гарпии в наличии свой персональный вид оружия, как в небезызвестной компьютерной игре. Ведьмы и колдуньи, да и только. А вот у игроков, увы, всего одна жизнь и не слишком трепетно относящиеся родители к их, как правило, трагической судьбе по окончании импровизированного детского ристалища. Все-таки мальчишки не девчонки, а значит, физически сильнее и психически устойчивее, например. Это да, конечно. Но! До первой встречи с неуправляемой и бесстрашной Нией. А после? После «полевого игрока» чары мелкой сучки как будто подменили. Применяла неисчерпаемую силу и жестким образом преобразовывала чувака разноглазая колдунья. Как минимум, в дергающемся, ревущем или взбесившемся от своей беспомощности пацаненке тяжело потом было узнать любимого сынка, на которого отец возлагал большие надежды и, вероятно, ставил деньги или перекидывал конфеты в качестве ставки на пари. Эти стервы — Даша, Ксения, Юлия и мерзкая Антония, словно всадники религиозного апокалипсиса, могли наворотить такого, что, как говорится, тяжело представить, да и вообще, ни в сказке сказать, ни пером описать. Могу сейчас ввернуть одним, ну очень емким, предложением:

«Бешеные бабы! Что с них взять?».

Присматриваюсь к собеседнице напротив и в голове долбаным репитом прокручиваю вопрос, накидывая слишком, как для меня, странных версий:

«Что с ней произошло? Брови выщипала — хм, и что? Прическу поменяла? Да такая же, по-моему. С ее лихих семнадцати у Тоника всегда в наличии короткая, совсем не портящая ее, стрижка, словно под мальчишку, такую даже невозможно на кулак намотать. Как в боях без правил — под стойкий ноль или ноль-пять. Зачем давать своему противнику ощутимое преимущество в виде крупных локонов, которые он мог бы вырвать и в качестве персонального кубка или трофея себе на пояс повязать. Не в пах же ей давать, в самом деле… А она согнется, если ее там неосторожно средним пальцем через это платьице пощекотать?».

Опускаю взгляд и наклоняю голову. Красиво! Определенно. Черные капроновые колготки — тонкие, как для этого времени года, и с какой-то блестящей переливающейся хренью в нитяном узоре. Я ведь вижу ее кожу между топорщащимся верхом голенища замшевого сапожка и подолом вязаного платья, который, чего греха таить, сильно будоражит меня. Нарядец очень плотно облегает тело и представляет тонкую фигуру Нии в выгодном свете… А кому выгодном? Да ей, конечно!