Gelato… Со вкусом шоколада

— Господи… — сипит Антония. — Сними же это, — водит верхней половиной тела, выгибается, словно судорогу ловит, буравит животом перевозбужденный пах. Почувствовав, по-видимому, мое желание, ойкает, дергается и приподнимается. Желает сверить все чувства и приметы, которым подтверждения не нужны. Все читается без слов и весьма красноречивых взглядов наших глаз, обезумевших от того, чему сейчас становятся случайными свидетелями.

Растаскиваю лиф форменного платья, грубо дергаю, прикладывая внушительную силу; запустив большие пальцы ей за пояс, скатываю почти презерватив, но никак не предмет женского ролевого туалета; как полагается, внезапно стопорюсь на круто обозначенных тазовых косточках, еложу латекс по выступающим бедрам — там, естественно, приходится почти с мясом рвать, — а после Тоня, семеня ногами, наконец-таки, скидывает все сама.

Сказать, что:

«Слава Богу, полегчало», означает, ничего дельного и важного, на самом деле, не сказать.

Второй, значительно повышенный, уровень эросложности, ребята! Ее воздушное нижнее белье. Прозрачная ткань лифчика телесного цвета, кофейно-черное кружево, атласная тесьма, бесконечные рюши, строго выделанные банты, крохотные сердечки, редкие цветочки и низкая посадка почти отсутствующих трусиков отключают мою мыслительную деятельность и запускают распахивание ротовой дыры и почти неконтролируемое слюноотделение, которое я на подбородке языком ловлю.

— Господи, — развожу руки, блаженно улыбаюсь, прикрыв от удовольствия глаза, — Ния, ты крохотное божество. Кто ты? Я ведь прав, да? Ты идеальна, космически волшебна! Откуда ты взялась такая? — прищурившись, рассматриваю гибкое тело из-под опущенных ресниц.

Твою мать! Мне мешает полумрак и нервное движение пламени огромного количества свечей. Все мелькает перед глазами и не дает сосредоточиться на той, с которой я сегодня и все последующие ночи проведу. Кто бы что ни говорил про сложные незарегистрированные отношения, я готов поспорить с каждым о том, что такое брак и что такое:

«Я тебя люблю!».

Безмолвно двигаю губами, признаваясь в чувстве к той, с которой целую вечность был знаком. Как это произошло, что я смотрю на полуобнаженное тело женщины, плыву мозгами, плавлюсь от желания и не осмеливаюсь без вот этой долгой подготовки то, что мне предложено, взять. Хочу, чтобы ей было очень хорошо, чтобы она стонала подо мной, чтобы просила добавки, чтобы сама все предлагала, чтобы всегда была, чтобы не кончалась, чтобы… Чтобы вместе, чтобы только с ней, чтобы навсегда!

— Тебе нравится? — сводит вместе бедра, скрещивает ноги, выставляя носок, предлагает на обозрение одну острую коленку, а я таращусь на ее лобок, который на меня выпучивается через просвечивающиеся кружева.

— Да, — сглатываю и поднимаю на нее глаза. — Извини, — ничего тактичнее не придумал, — у меня закончились слова. Иди сюда, — прихватываю ее локоть и подвожу к себе. — Ты моя! — шепчу ей в губы.

— Хорошо, — улыбается, показывая идеальный белый ряд. — Я ведь не возражаю.

— Моя! — еще раз подтверждаю.

Наверное, слишком резво двигаюсь, потому как Смирнова взвизгивает, когда я забрасываю ее себе на плечо и шлепком по заднице приказываю лежать покорно и дожидаться своей участи, от которой ей сегодня не спетлять.

— Ай-ай! — размахивает ногами, задевает мой живот и бедра, а потом я определенно чувствую, как Тонькин большой палец на ноге прокладывает дорожку по моей ширинке, отпуская и придавливая «малыша».

— Напрашиваешься? — сжимаю ягодицу, сдвинув нижний край воздушной тряпки, прищипываю половые складки и нажимаю на кнопочку женского «звонка».

— Ай! — Смирнова приподнимается, изображая ласточку на моем плече. — Господи-и-и, помилуй, помилуй, — с присвистом шепчет, вспоминая подходящие молитвы для благосклонности сегодняшнего палача.

Возле изножья торможу, кручусь вокруг себя, словно выбираю подходящее место для казни непослушного щенка, который заливисто хохочет на моем плече и лупит кулачками по спине, задевая зад.

— По-хорошему совсем не понимаешь, да? — ставлю Нию на пол и сразу же впечатываю в себя, далеко не отпуская, осторожно заправляю волосы ей за уши, песочу локоны через сведенные тисками подушечки своих пальцев. — Мягкие и длинные. Быстро выросли. Не обрезай их больше.

— Тебе нравится? — немного влажными глазами заглядывает мне в глаза.

— Да…

Смирнова извивается, двигает ногами, упирается пятками в матрас, вытягивает носочки, сильно выгибая и без того высокий подъем. Сжимает в кулачках простынь, формирует симметричные складки, имитируя крылья маленького ангела, упавшего на землю. Упавшего к моим ногам, а потом — и под меня. Я покрываю это тело собой, придавливаю, обездвиживаю, взяв все в свои руки. Фиксирую ее предплечья, возвышаюсь над ерзающей Нией, представляя в ярких красках, как медленно в нее войду.

— Раздень меня, — внезапно ослабляю хватку, отстраняюсь и сажусь на согнутых коленях в ее ногах.

— С удовольствием, — подмигивая, приподнимается на локтях.