Gelato… Со вкусом шоколада

Похоже, Тос уверена, что я специально забываю или делаю вид, что не догоняю серьезность сложившегося положения. Она считает, что я намеренно, вероятно, предумышленно игнорирую и сознательно уклоняюсь от ответственности, в которой, если уж откровенно, дела нет совсем.

Я ведь не планирую, вернее, я ведь не планировал повторное супружество. Но, как известно, человек думает, предполагает, строит почти наполеоновские планы, а высшие силы любезно вмешиваются в сей процесс. К тому же есть малюсенькое предубеждение, что предложение руки и сердца все-таки должно исходить от мужчины, а не от женщины, с которой он живет. Неоднозначно смотрится ситуация — вы не находите? — когда «Она» настаивает на узаконивание постели и совместного финансового счета, или на скором визжащем потомстве, когда речь идет о продолжении рода, например. Нет-нет, я, конечно же, польщен и слегка — чего я, к черту, скромничаю, — да очумоветь как, обескуражен ее словами пять дней назад, но чувствую, пиздец какой огромный, дискомфорт.

Тонечка Смирнова — монолитная фигура, кремень, утес, гранитный пьедестал, сверхактивная и феминистически настроенная кура, которая на самом деле оказалась обыкновенной цыпочкой, мечтающей о «своем». О своем, о женском, о вечном, милом, нежном, очень благородном…

— Все готово, — выгнув шею, Смирнова смотрит на плиту.

Опускаю руки и раздвигаю ноги:

— Садись, я через пять минут к тебе присоединюсь.

— Так не принято, — она отходит от меня, бормочет и теряет спокойное лицо.

— Один звонок — и все! — выставляю указательный палец вверх. — Две минуты?

— Я не хочу завтракать в одиночестве.

— А я никуда не ухожу, — ухмыляюсь.

— Угу, — по-моему, она скулит.

— Что с тобой? — убираю радость с губ.

— Это месячные, Петруччио, — передергивает плечами. — На сегодня и на ближайшие три дня потрахушки отменяются.

— Потрахушки? — отталкиваюсь задом от столешницы и следую за ней. — Это значит…

— Секс мимо.

— Посмотри на меня, — нагоняю быстро, вытянувшись за ее спиной, прожигаю нехорошим взглядом женские лопатки и затылок, маячащий передо мной.

— Я, видимо, не с той ноги встала.

— Повернись немедленно! — не повышая голоса, прошу. Тут надо бы добавить временное уточнение — «пока» или «пока что», а затем ввернуть интеллигентный образ действия — «по-хорошему» или «полюбовно». — Скажи мне это прямо. Я ненавижу недомолвки.

— Я не согласна быть содержанкой, любовницей, подстилкой. Я не хочу быть женщиной на два, три, четыре дня. Для этого ты можешь найти кого-нибудь попроще, а я…

— Садись завтракать, Тосик. Через одну минуту подойду!

— Я не выдержу, не смогу. У меня нет подобного опыта. Я не столь современна, я не ветрена, я не так подвижна и гибка. Перед глазами стоят родители, которые устроили из собственной совместной жизни какой-то фарс. Они ведь разводились, но жили вместе. Я…

— Перестань, детка, — расставляю руки в попытке ее схватить и прижать, но Смирнова откланяется и отбивается от моих объятий.

— Не говори, пожалуйста, «детка».

— Извини.

— Это обезличенно и довольно пошло. Словно…

— Извини, — шепчу, — извини, извини.

— Я тебя люблю, Велихов, — смотрит мне в глаза и сильно давится словами. — Я… Люблю… Ты выиграл… Доволен?

— Тоня?

— Ты выиграл пари. Я влюбилась, но…

— Но?

— Если это не взаимно, то любить в одну сторону, безответно, словно мать дитя, у меня не выйдет. Прости, — в конце признания добавляет. — Прости, пожалуйста. Я, — она икает и резко отворачивается, предлагая для обзора вздрагивающую спину, — тебя люблю…

«Подтверди, пожалуйста» — набираю сообщение «спящей красавице», которая упорно не выходит на связь. Рассиживаясь в ванной, растираю бровь и слежу за отлетающим бумажным самолетиком на заставке мессенджере, в котором есть чрезвычайно сверхсекретный чат с одним засранцем. Шесть с половиной часов телефон молчит и не отсвечивает важными на сейчас посланиями, а у меня закрадываются сомнения и зреет вывод о том, что кто-то нагло кинул и, как водится, нагнул.

«Подтверждаю. Плюс!» — как это ни странно, быстро получаю ответную реакцию.

«Дуй ко мне» — незамедлительно шурую следующий посыл.

«Сейчас не могу» — отвечает гад.

«Это затянулось. С-л-и-ш-к-о-м! Ты должен быть у меня через полчаса» — подобное дважды отправляю и добавляю в каждое разъяренный смайл.

«В этот раз все будет в ажуре» — кольцо из пальцев и «окейный» знак.

«Ты и в прошлый раз так говорил» — строчу, поражаясь скорости, с которой я буквы складываю во вполне приличные слова.

«Если тебе угодно, то… Клянусь!» — прилетает сообщение, по-видимому, последнее, потому как я отмечаю отбытие из сети того, кого я три полных дня, выползая на порог с фонарями, с нетерпением жду.