— Сделай уже это, Петр! Отец заждался в гости. Третий раз откладываешь, а там, как по загаданному, собирается уже не слишком молодежная компания. Мамы стонут, а отцы х. йней страдают. Не уверен, что Гриша наш милый дом в бильярд не заложил. Сергей — азартный пень, да с профессиональными понятиями в вопросах геометрии. Короче, отец отлистывает… Ты же понимаешь, что?
— Что?
— Короче, когда признаешься — надеюсь, за часок с этим справишься, — у наших тебя с новоиспеченной Велиховой ждет накрытый стол и умиляющиеся рожи предков.
Охренеть… Да чтоб ты сдох!
А это точно Божий замысел! Моя Антония ошиблась, полагая, что я самоуверенный кобель, которому любовные признания и «деловые предложения» напоминают ордена, которые ему на грудь цепляют, когда на выставках гоняют, проверяя экстерьер.
Я в тот же день, день ее признания, заказал соответствующий случаю подарок… Три дня назад… Да только вот, увы, с размером вышла крупная промашка. Халва мотался в салон три раза: то подгонял, то возвращал, то растягивал, то суживал, то форму и размер менял. И вот наконец, в моих руках сейчас находится то, что я намерен ей в качестве долгожданного ответа предложить.
«Ты выйдешь за меня, Смирнова? Согласна стать моей женой? Возьмешь меня в свои мужья?» — теперь как, твою мать, с тем, что сильно затянул, начать?
Глава 34
Он
— Я хорошо помню день, когда он появился на свет, — наклонившись над бильярдным столом, говорит Серж. — Помню, помню… Помню, как твой, Царствие ему Небесное, тесть лыка не вязал, как стекал по лавочке, стоящей под навесом у меня во дворе, как ругался и смеялся. И всё, — наконец-то определяется с ударом, после чего плавно распрямляется и упирается подбородком на суженную вершину своего кия, — что очень странно, вместе и одновременно. Знаешь, — подкатив глаза, с умным видом продолжает извлекать на свет Божий мудреные слова, — словно у Юрка Шевцова произошло спонтанное личностное размножение. Одну секунду от радости он ржет конем и бекает бараном, а на вторую рычит и лезет в драку. Мой батя говорил, что агрессивный полкан тогда специально напрашивался на скандал: то ли руки у него чесались, то ли морда просила кирпича.
— Ты все? — киваю на сукно.
— Да.
— Странно, что ты такое помнишь, тем более в подробностях, — точно так же, как и Смирнов до этого, наклоняюсь над игровым полем и пристраиваюсь к шару, который намерен загнать в подходящую для этого лузу. — Я вот…
— А тебя там и не было, Гришок, — хмыкает Сергей. — Ты тогда обхаживал свою Наташу, кружил орлом над ней, все никак не мог пристроить жопу в свитое гнездо. Мне вот очень интересно…
— Помолчи, а! — стиснув зубы, приказание рычу.
— Настроение не то. Поэтому с твоего разрешения, Велихов, я все-таки продолжу. Итак, — по ощущениям Смирнов занимает место за моей спиной, но на безопасном для размашистого движения расстоянии, — как же так вышло, Гришаня, что ты женился на любимой доченьке Шевцова, которая по детству совсем тебя не занимала? Я, конечно, понимаю, что у Юрки все дети с огромным прибабахом — взять хотя бы его пасынка Морозова, — но, чтобы так, подхватить сей прибабах на расстоянии, вероятно, при обмене телесными жидкостями, это, видимо, какой-то сверхприродный эксперимент.
— К чему ты ведешь?
— К тому, что твой парень с некоторыми странностями. Я фиксирую у него определенные заскоки. Вроде милые, но вызывающие интересные вопросы. Это, вероятно, потому что он поздний ребенок, да? Кислородное голодание во чреве матери, отец — жесткий человек, тиран и кровососущий деспот, а также охренительная вседозволенность по детству. Избалованность? Хм! Да чему я удивляюсь, в самом деле? Еще бы! Он ведь первенец сорокалетнего закоренелого холостяка и дамы с мозговыми привилегиями и теми прибабахами, о которых я — смотри выше — говорил. Петенька владеет музыкальным инструментом или он взял только твой талант? Талант выворачивать все и всегда в свою исключительную сторону и пользу?
— Чего? — мой кий скользит по костяному шару, чиркает воздух, царапает сукно, а я к еб. ням сливаю свой решающий удар.
— Чудной он, говорю! — Сергей кивает в сторону суетящейся компании. Там ходят друг за другом моя жена, Евгения — его вторая половина, мелкая Антония и мой Петр, который периодически хватает свою девочку за пояс джинсового комбинезона. — Смотри! Он, как мамонтенок из того мультфильма. Ищет маму, да? А найдя, боится потерять. Поэтому цепляет исполина за мелкий хвост. Помнишь? Там еще такая жалостливая песня была, что-то про единственную маму на свете, к которой он на льдине плывет. Господи, слон на льдине, движущейся со скоростью сто двадцать километров в час. Ведь иначе никак! Если меньше, то он состарится, пока пересечет Атлантический океан, если, конечно, этой дорогой пошел, — глубоко вздыхает, а затем, как будто бы собравшись с духом, продолжает. — Кружит-кружит-кружит… Мне, как отцу Нии, такое внимание чрезвычайно приятно. Я наслаждаюсь видом и в кулачок смеюсь. Разве так с юной женщиной нужно обращаться?