Я что-то, мать твою, никак не въеду в этот писк. Так плохо или слишком хорошо, а, стало быть, я себя обрек на женское присутствие в этом тихом и укромном месте? Ее устраивает, что здесь как будто стадион для домашних соревнований по футболу: вот поле, например, и зрительские трибуны, а там фудкорт и туалеты для фанатов, перебравших с пивом — все при параде и ждет болельщиков и соревнующиеся команды. Футбол по габаритам, безусловно, мини, но это абсолютно не снижает градус восхищения, которое транслирует Антония, пища и прыгая на месте, словно в сказочное место за конфетами случайно забрела.
— Петя-я-я… — обхватив рукой колону, Смирнова заворачивает восхищения, ни разу не споткнувшись в выражениях. — Очень красиво. А где…
— Нет отдельных комнат. Такая планировка. Все? — не двигаюсь и не отхожу от входной двери.
— Ты не сказал, что это…
— Об этом не стоял вопрос, — шумно выдыхаю ртом и нервно скидываю обувь. — Чай, кофе, сок?
— Тут так клево!
По-видимому, Тузик будет свой чаек?
— Кухня там, — рукой указываю направление, — прошу.
— А службы? — семенит туда, посматривая беглым взором по сторонам. — Ой-ой, а это что?
Какая-нибудь чепуха, которая возбуждает Тонечку, как конфетный фантик разыгравшегося мелкого котенка, желающего молочка.
— Все есть. Это квартира, а не хлев. Туда… — грублю и жестким тоном направляю.
— Я понимаю, — Антония опускает голову и резко вскрикивает. — Черт побери! Я обувь не сняла. Петруччио, прости-прости, — она вдруг резко разворачивается и без разбору, с огромной силы, в силу своей дури и неудержимого желания разуться мелким телом на полной скорости врезается в меня, как в неподвижную и правильно припаркованную на обочине огромную машину. — И-и-и-и…
Это еще что такое? Перед собой я вижу темную макушку, гордо выставленный, словно вызовом отмеченный точеный, острый дергающийся в желании «поплакать» женский подбородок и яркие блестящие глаза, длинные завитые, очень четкие и черные ресницы, густые, вычесанные специальной щеткой брови, гладкий кончик носа, как будто что-то шепчущие розовые губы и обворожительный румянец на щеках. Она не красится? Где чертов макияж и жирная вонючая помада? Их нет, а то, что я перед собой размыто вижу — ее природный шарм, наличие которого давно отметил, еще с первой нашей встречи. Смирнова — стерва, шавка, мелкая засранка — вызывающе красива и обворожительно хороша. Я бы… Сжимаю кулаки и стискиваю зубы:
«К черту все здесь разъе. ать, чтоб Нии неповадно было! Не будет жить со мной… У меня в трусах обосновался охренительный стояк еще, похоже, с долбанного магазина, в машине странно отпустило — я выдохнул и неспокойный дух с облегчением перевел, да потому что обогрев салона не включал — вот в чем было дело. А сейчас… Опять голодненький проснулся, словно разыгрался от вечерней температуры и близости красивого, но недоступного по двумя причинам женского тела. Сейчас проснувшемуся я обе должен тихо называть?».
— Тонь… — глядя на нее, стараясь сохранять спокойствие, вкрадчиво произношу.
— А? — Тузик смаргивает, но глаз с меня не сводит.
— Ты залезла сапогами мне на ноги. Это…
Су-у-у-у-ка! Оче-е-е-ень больно!
— Ой, прости меня…
En garde! Prêts? Allez (франц.) — На страже! Готовы? Вперед! В фехтовании команда принять положение соответствующей боевой стойки или оборонительной позиции.
Глава 5
Петр
— Белое или красное? — жонглирую двумя бутылками с вином, словно цирковыми булавами. — Что предпочитаешь, юная Смирнова? Дилемма — две жалкие позиции и твое мгновенное решение.
— Красное, конечно, — не оборачиваясь, Ния спокойно отвечает.
Отставляю то, которое оказалось не в чести, а добровольный алкогольный выбор, наоборот, приближаю к себе. Приподнимаю бутылку и подсовываю темную стеклотару впритык, под свой нос.
— М-м-м, Тузик, а ты уверена в своем выборе? Есть еще одна попытка, так называемый последний шанс. А? — растягиваю рот улыбкой, припоминая странную историю именно этого напитка. — Мне кажется, вернее — я практически уверен, что сей продукт за три целковых похмельное утро способен превратить в кромешный рвотный ад. Боюсь, что не выдержу твоего крика в попытках вызвать духов из преисподней, чтобы…
— Это обыкновенный глинтвейн, Велихов, — отрезает, сводя на нет мои попытки предсказать позор, который ждет любительницу красного неизвестной торговой марки. — Отставить панику, Петруччио. Все прокипячу, а нехорошее веселье выпарю, затем добавлю пряности, к тому же мы, если ты, дружочек, не будешь здесь крутиться и отвлекать меня, сытно поужинаем с бокальчиком горячего винца. Еще немножко нужно потерпеть…