Гелиополь

После ухода Регента Проконсул и Ландфогт стремились придерживаться политики равновесия, как это обычно бывает в подобных ситуациях. Оба они знали, что сокрушительный удар можно нанести только один раз и в случае неудачи он станет концом для одного из них. Они делали ход за ходом ради выигрыша в позиции и времени. Ландфогт укрепился на Кастельмарино, тогда Проконсул занял Виньо-дель-Мар; Ландфогт отдавал распоряжение устроить погром в квартале парсов и тут же наталкивался на огневые точки солдат Проконсула. Еще велась тактическая игра: Ландфогту, как в данном случае, хотелось привести в движение массы, в то время как Проконсулу важно было сохранить крупные банки, такие, как банк Шолвина, и обеспечить покой Верхнего города. Но, абстрагируясь от конкретных шагов, символичным было одно: власти мистифицировали друг друга. Примечательным было, что распад единства совпал с небывалым усилением и расширением власти.

Так некогда сильные мира сего враждовали друг с другом на том коротком отрезке времени, который предшествовал смене эпох. Красный цвет имел двоякий смысл — символ восстаний и пожаров, он с легкостью переходил в пурпур, возвеличиваясь в нем. Но, как ни толкуй знаки и символы эпохи, испить приходилось ту чашу, какую она подносила.

* * *

Улицы стали оживленнее. Теперь они уже могли разделиться: Марио пошел провожать Мелитту — так звали девушку — к ее родным, а Костар отправился предупредить донну Эмилию. Мелитта поблагодарила Луция. Он отшутился:

— Это для нас одно удовольствие, да и стоило того. Один из нас готов стать вашим кавалером, когда вы наденете шляпку и пойдете гулять на Белый мыс. Я уже как-то видел вас там.

— Вы, вероятно, обознались. Я лучше возьму в руки четки и помолюсь за вас.

Луций свернул на улицу Митры. Роскошные особняки чередовались здесь с лавками, торговавшими предметами роскоши, железные решетки на окнах были опять подняты. Назад во Дворец по улице шел танк. Солнце стояло в зените. Голубые и желтые паруса-тенты затеняли витрины. Перед одним цветочным магазином вместо витринного стекла был «натянут» занавес из струящейся воды, благоухавшей прохладным ароматом. Вслед за цветами шел Зербони, знаменитый пекарь-пирожник; перед его крошечной лавкой уже снова отведывали вино для возбуждения аппетита. Сам пекарь — с огромным животом и в высоком белом колпаке — стоял в дверях и приветливо кивал головой посетителям.

Следующими в ряду были торговцы жемчугом и ювелирными изделиями, потом антикварные магазины старинного серебра, ручных ковров и фарфора. На одной двери простыми буквами было написано:

АНТОНИО ПЕРИ, сафьяновые переплеты

Витрины не было. Отдать рукопись в переплет Пери было привилегией немногих; требовалась рекомендация. Маленькая мастерская изготовляла шедевры и делала это исключительно для узкого круга.