Гелла – дочь Одина Одноглазого

— Ну конечно! — ответила я Фоксу на этот своеобразный комплимент. — Ты же сам говорил мне, что я Грозовая Дева, дева бури. А ты видел грозу, когда черные тучи застилают небо и сквозь них то и дело пробиваются сполохи огня? Наверное так и должна выглядеть грозная валькирия, управляющая стихиями. Ничего удивительного!

Фокс посмеялся над моими объяснениями, согласно лизнул в нос, и завёл свою бесконечную мурчательномонотонную песенку. Так он делал, когда был совершенно счастлив и спокоен…

…Да, мы успокоились. После переезда и осознания потери для нас Лисы навсегда, сначала нам было очень трудно. Я так привязалась к этому рыжему лучику-непоседе, который привнёс в мою жизнь незабываемые эмоции, дав возможность почувствовать себя матерью. Фоксу это уже было не впервой, ведь он вырастил и воспитал меня с возраста еще более юного, чем у Лисы. Но я… У меня не было подобного опыта, и все произошло впервые. Я никогда не ощущала себя такой нужной кому-то, такой необходимой и сильной. Ведь мне доверилось маленькое существо, слабое и беззащитное. Алисия искала помощи и материнской любви, которую ей могла дать только кошка. Я сама росла сиротой и знала, что переживает душа маленькой крошки теряя мать.

Когда мы внезапно расстались с Лисой, она уже заметно подросла и окрепла, освоилась в доме и привыкла к нашим людям. Она сама научилась ухаживать за собой, перестала бояться громких звуков, сама себя занимала играми.

И все же, нам с Фоксом было гораздо проще — ведь мы остались вдвоём, а Лиса всю жизнь проживет одна…

От этих грустных мыслей сокрушительное желание любить и заботиться о ком-то накрывало меня снова, и я громко пела Песни Любви, не считаясь со временем суток и желанием слушателей. Мою грудь разрывала мучительная нежность, сердце ныло и сжималось от сладкого предчувствия. В эти моменты моя песнь звучала особенно пронзительно, переходя в крик отчаяния.

Когда в окно заглядывал глаз Лунной Кошки, я рассказывала ей о своей тоске, о тайных мечтах, которые толком не могла описать, потому что не отдавала себе в них отчета. Когда бледный лик луны сменял глаз дневного светила, я кричала в лицо Огненному Коту, что люблю его и хочу обрести крылья, чтобы валькирией, властительницей бури, воспарить над землей и подлететь к нему, прижаться мокрым носом к его раскаленным лучам-усам, укутаться ими и обрести покой.

Но Кошка только пусто и равнодушно пялилась на меня, не отвечая, а Огненный Кот яростно вращал глазом, сопереживая, но не имея возможности помочь. Он протягивал ко мне свои усы-лучи, но они упирались в стекло окна и не проходили дальше. Только ветер иногда сиротливо подвывал в тон моей песне, когда глаз Кота заслоняли тучи серых облачных крыс и с неба начинали хлестать Слезы предков. Поселенцы Радуги сочувствовали мне и рассказывали, что у них там никто не поет подобных песен. Вечная, ничем не омраченная любовь царит на Радуге. Она не привязана к телесным ощущениям и поэтому высока и безмятежна. Они не могут помочь, но желают мне обрести душевный покой и избавиться от мучительного зова плоти.

Я ходила хвостом за Ма днем, кричала ей в ночи прямо в уши:

— Помоги мне! Я совсем измучилась! Сделай хоть что-то! Подари мне покой!

Ма прижимала меня к себе, ласково гладила и ласкала, шепча в мои оглохшие уши всякие нежности. Соленая вода снова текла по ее щекам, но я не могла долго усидеть на ее руках, вырывалась и снова и снова бродила по дому, крича от душевной боли.

Фокс вздыхал, глядя на меня и отчаянно зевал. Ведь я не давала спать и ему…

…По мнению Ма и Белых Шаманов людей я совсем окрепла, хотя и сейчас на меня иногда нападал затяжной кашель, как в период болезни. Легкие сильно пострадали тогда. Полное восстановление не было возможным. Последствия тяжелого воспаления останутся навсегда, напоминая о себе таким кашлем.

Но все же я чувствовала себя очень хорошо и была сильна, как никогда…

…Люди помогли мне…

Как они обычно помогают в таких случаях…

Я проснулась, совершенно не осознавая себя. Где я и кто я. Сначала я не могла пошевелиться. Только стала различать свет. Постепенно ко мне возвратилась возможность движения. Вместе с ним накатила паника. Лапы хотели ходить, и я просто бродила кругами, заваливаясь время от времени на бок, натыкаясь мордой на какие-то предметы. Перед глазом все плыло, мутило, движения что-то сковывало, но я не понимала что. Чьи-то руки нежно ловили меня, гладили и пытались удержать на месте, чтобы я не билась головой обо все подряд. Я вырывалась и снова и снова пыталась куда-то бежать, скорее, скорее от этого страха и тупой боли в правой глазнице. Потом силы кончались, и я падала и забывалась коротким сном там, где пришлось. Немного отдохнув, я снова начинала бессмысленный бег от чего-то ужасного, преследовавшего меня. Какое-то время спустя я стала различать предметы и лица, слышать голоса. Рядом со мной оказался рыжий крупный кот, который нюхал меня и пытался лизнуть.

— Кто это такой? — пронеслось в моей голове.

— Опасность, опасность! — зазвенели инстинкты.