Гемини

Открыв глаза, Дел увидел банку на месте, а рядом – на высоком стульчике – Генри Брогана собственной персоной. Это уже не глюк – какой бы нечистой ни была его совесть, такой мощью воображения она не обладала.

– Ты же знаешь, что тебе нельзя, – сказал Генри, придвигая к себе бокал виски.

Паттерсон коротко, невесело усмехнулся.

– Я удивлен, что тебе не один хрен.

– Во время твоей вахты меня пыталась замочить целая орава террористов. Но это не значит, что мне нравится наблюдать, как ты убиваешь себя алкоголем.

«Нет, это действительно Генри», – понял Паттерсон и почувствовал себя еще хуже. Его подопечного отличали цельность и порядочность – такие качества, считал Паттерсон, заложены в человеке от рождения. Он понятия не имел, как РУМО додумалось всадить когти в такого кадра, как Генри, но был уверен, что ответственным за это, включая самого Паттерсона, придется гореть в аду.

– Лаборатория «Гемини» демонтирована, – сказал куратор. – Программа клонирования закрыта.

– А что с Младшим? – вроде как беспечно спросил Генри, однако Паттерсон уловил в его голосе намек, что вне зависимости от ответа снайпер эту тему не оставит.

– Младший неприкосновенен. Его никто не станет тревожить. И кстати… Мы проверили – других клонов нет.

Генри кивнул.

– А ты что?

Паттерсон уклончиво потупился, подавляя желание сказать Генри, что нельзя быть таким порядочным.

– Звонили из службы внутренней безопасности. Мне предъявят обвинение. Но если похороню Джанет, обещали вытащить.

– Туда ей и дорога.

Паттерсон мрачно кивнул. Он хотел что-то сказать, передумал, снова открыл рот, но в итоге лишь вздохнул.

– Прости меня, Генри, – наконец, проговорил он и сам скривился от ничтожности извинения.

К его изумлению, Генри протянул ему ладонь и сказал:

– Береги себя, Дел.

«Чертов Генри втоптал меня в землю своей порядочностью», – мелькнуло в голове Паттерсона.

– Ты тоже, – он пожал протянутую ладонь обеими руками. – И… э-э… спокойной жизни на пенсии.

Глава 21

«Прошло всего полгода, а как много изменилось», – подумал Генри, сидя на скамье в студгородке Сити-колледжа.

Такую фразу не вставишь в песню – она слишком здрава, слишком реалистична, лишена драматизма и лирики. Да только реальные люди живут не в песнях. Он встал на ноги, кости срослись, раны зажили, синяки рассосались, страхи утихли – на это ушло немало времени. Одних суток было бы бесконечно мало, но и шести месяцев вряд ли достаточно, чтобы восстановиться полностью, хотя уже неплохо для начала.

В руках он держал паспорт – еще одно хорошее начало. Паспорт на имя Джексона Верриса. Генри удивился, когда парень решил сохранить фамилию мнимого отца. Но пораскинув мозгами, решил, что удивляться нечему. Паршивые отцы не редкость. Навскидку Генри оценивал долю паршивых отцов примерно в пятьдесят процентов от общего числа, а то и больше. Его собственный отец был еще тот паршивец, тем не менее Генри носил фамилию Броган всю жизнь. Каждый сам себе личность. Генри не повторение своего отца, а Джексон Веррис – своего.

Как там у Шекспира? Что в имени твоем? Что имя, что вся жизнь – чем наполнишь, такими они и будут.

«Ладно, хватит философствовать», – остановил себя Генри, засовывая паспорт в конверт из манильской бумаги, где лежали остальные документы. Может, атмосфера студенческого городка действует на мозги? Однако Сити-колледж не слыл оплотом высоколобых умников. И все же после событий в Будапеште Генри стал питать больше уважения к высшему образованию. Он хотел, чтобы Младший – пардон, Джексон – тоже им заинтересовался.

– Эй, – окликнул сзади хорошо знакомый голос.

– Сама эй, – ответил Генри, уступая часть скамьи Дэнни. – Рад тебя видеть. Поздравляю с повышением по службе. Слышал, РУМО прочит тебе большую карьеру. Справишься?

– Пройдя твою школу? После этого я с чем угодно справлюсь.

Генри заметил в уголках ее глаз новые морщинки – одни от улыбок, другие от тревог, что напомнило ему Джека Уиллиса. Он был уверен, что Дэнни ждала впереди лучшая участь.

– А ты как? – спросила она. – Где был?

– Только что вернулся из Картахены. Разобрался с наследством Бэрона, высыпал его пепел в Карибское море. Хочу поделать что-нибудь доброе в этом мире. Осталось решить, что и как.

Дэнни похлопала его по руке.

– У тебя все получится. Как тебе сейчас спится?

– Лучше.

Генри не врал.

– Никаких призраков?

– Давно не было. И от собственного отражения в зеркале перестал шарахаться.

Разговор начал вызывать у него дискомфорт. Дэнни сказала бы, что после всего, что они вместе пережили, глупо чего-либо стесняться. Она, несомненно, права, но о некоторых вещах Генри все еще было и, пожалуй, всегда будет трудно откровенничать с друзьями, несмотря на всю близость.

Прежде чем он придумал, как сменить тему, тема сменилась сама собой.

– А вот и мое отражение, – воскликнул он, с улыбкой глядя мимо Дэнни.