Есть тенденция вообще все лучшее в глиптике классической Эллады приписывать Дексамену. Однако более верный путь — группировка близких по стилю и технике гемм вокруг четырех работ, засвидетельствованных подписью самого мастера. Лишь в случае с Дексаменом мы получаем возможность составить представление о жанровом разнообразии его гемм и проследить эволюцию творческой личности этого талантливого мастера. По-видимому, обилие дошедших до нас работ Дексамена не случайно. Он принадлежит к мастерам, сумевшим сказать новое [39] слово в традиционном искусстве резьбы по камню. Его творческая манера отличается ярчайшей индивидуальностью, эмоциональным, страстным отношением к миру. Его работы давно отнесены знатоками к числу самых совершенных и тончайших изделий, когда-либо выходивших из рук человека.
Хранящийся в Кэмбридже халцедоновый скарабеоид с изображением женщины со служанкой — видимо, самая ранняя гемма работы Дексамена. Ее датировка серединой или 40-ми годами V в. до н.э. основывается на стилистической близости с надгробными рельефами и монетами этого времени. Подпись мастера начертана за сидением госпожи, она читается слева направо лишь на оригинале, а не на оттиске. Подпись, так же как нанесенное резчиком вверху имя владелицы геммы — Мики, возможно, портретированной здесь, следует вдоль штрихового ободка, замыкающего изображение. Тема очень близка двухфигурным группам на аттических надгробиях этого времени — перед госпожой, сидящей на точеном табурете, стоит ее служанка, держа в одной руке зеркало, а в другой — венок. Группа виртуозно вписана в овал, Плащ, хитон и сквозящее под ними тело переданы едва уловимыми изменениями моделировки. Очень характерно положение ног Мики, едва касающейся пальцами линии почвы, и сиденье, переданное мастером в перспективном сокращении.[1]
Вторая подписная гемма была найдена в некрополе Фанагории (Эрмитаж). Она сохранила образец анималистического жанра в работах Дексамена. Штриховой ободок и односложная подпись — следы архаизма в этой работе, относящейся также к раннему этапу творчества мастера. Характерен материал — пестрая коричнево-желтая яшма. В мастерской Дексамена на наших глазах словно рождается специфический выразительный язык классической глиптики. Ни один компонент не случаен, все несет художественную нагрузку. Цвет геммы, на первый взгляд как будто бы разрушающий изображение, нанесенное неглубокими тонкими линиями алмазной иглы, — это поэтический парафраз реального колорита тростниковых прибрежных зарослей, где среди поблескивающих золотых солнечных «зайчиков» прячется грациозная, пугливая птица. Словно напуганная чем-то, она взмахнула крылами, обернулась и выпустила из лап свою добычу — кузнечика. Убедительные, естественные [40] движения заметно стилизованы и, словно лейтмотив, вторят плавному овалу геммы. Свобода, непринужденность и графическая стилизация линий в этой работе неразделимо слиты.[2]
Из некрополя Пантикапея происходит третья подписная гемма Дексамена. Цапля изображена им на этот раз в стремительном полете. Стихию, в которой свободно парит птица, характеризует голубой халцедон-сапфирин — словно кусочек лазури вешних небес. Нет штрихового ободка, ничто не стесняет мощного взмаха крыльев и упругого толчка ног птицы. Тончайшая линия обрамляет поле геммы, а надпись в две строки помещена под изображением. Именно в ней Дексамен указал, что он родом с Хиоса. Предельная тщательность резьбы мастера-миниатюриста сочетается и здесь с необычайной свободой композиции, а естественная правдивость движения — с тонкой стилизацией линий и музыкальностью ритма. Все компоненты художественного языка служат созданию поэтичного образа весны, возвращения птиц, пробуждения надежд в человеческом сердце. Легкий оттенок элегичности присущ изображению