Читаем Геморрой, или Двучлен Ньютона полностью

Надо же, они как цуцики последовали его приглашению. Только Ашотик подошел ко мне и протянул шелковый носовой платок ценой в Степкину зарплату. У меня рука не поднялась взять его. Ашотик обтер мою морду, подмигнул и направился к игровому столу. Я пошел принимать душ, попутно решая, смыться или присоединиться к компании. Решил, что второе больше «по-мужски».

Когда под утро игру закруглили и перешли к кофе, Вадик неожиданно сказал:

– Так вот, продолжаем разговор. – Он жестом призвал возмущенных друзей к молчанию: – Лучше сейчас расставить точки над «и», чем вы будете домысливать на моих похоронах.

– Не рано ли завещание писать? – вставил Ашотик, явно пытаясь уйти от нежелательной темы.

И тут неожиданно заговорил Андрюша. То есть неожиданным было то, что он сказал:

– Как раз самое время, а то я не знал, как вам сказать. Дело в том, что этот… мудак (он кивнул в сторону Вадика) серьезно болен. Сядь, Вадька! Будь один раз не гэбистом, а человеком, в конце концов, здесь твои друзья… Смею на это надеяться. Я случайно узнал. У нас, врачей, тоже ведь… сеть. Знакомый… настучал. Кстати, Вадик, не из вашей больнички, так что не тряси своих. Анализы делали в крутой лаборатории, в общем, цепь случайных совпадений. Хотя теперь я уверен, что случайностей не бывает. Словом, лечение возможно только в Швейцарии. Сумма, как вы понимаете, совершенно неподъемная для Вадика. Он ведь не просто мудак, а честный. И, что хуже того, гордый. Так что решил молча угасать на родине.

– А что ты имеешь против честности? – невпопад вклинился Ашотик, видимо переваривая информацию.

– Чья бы корова мычала, – буркнул Игорек.

– Ты на что намекаешь?! – взвинтился Ашотик. – Все не можешь простить, что я отмазал того паренька? Так ты себя вспомни в его возрасте. Если б Вадик тогда не вмешался, гнить бы тебе за косячок сам знаешь где. Что, не знал, что Вадюша за тебя похлопотал?

– Заткнись! – заорал он, хотя Игорь сидел абсолютно подавленный. – А ты, – зыркнул Ашотик на Вадика, – полная сволочь с полным недоверием к людям. И черт с ними, людьми, – еще пуще распаляясь, сказал он, – но друзья… они что, только для игры и похорон?! И попробуй рот открыть! Андрюша, сколько надо?

Андрей вывел на листе, где расписывалась пулька, сумму. Она и впрямь выглядела устрашающей. Игорь присвистнул. Ашотик вытащил свежайший носовой платок (запасные, что ли, носит?), вытер руки и написал в своей горке сумму, равную половине означенной. Мужики повеселели. Когда все расписались, оказалось, что не хватает двух тысяч евро. Ашотик крякнул и потянулся за ручкой. Андрюша повторил его движение, но я был проворнее и расписался. Они уставились на меня. Я пожал плечами. Дед сиял как самовар. Ашотик сложил лист и сказал:

– Есть у армян такое слово – шрджапат. Это что-то вроде круга, окружения… Ближний круг, так точнее. Вот человек, у которого нет шрджапата, тот и есть мудак и лузер. У тебя, Вадик, шрджапат есть. Жаль, что ты так поздно это понял. Андрюша, в понедельник деньги будут у тебя. Займешься остальным?

– Само собой. Я и так уже со Швейцарией в переговорах. Хотел найти какие-нибудь возможности, чтобы сумму скостить.

– Еще чего! – возмутился баритон. – Скашивай тем, кто реально в этом нуждается. У кого нет шаржа… шпаржа… шрпажа… Черт, слово какое-то неподъемное.

Все принялись выговаривать диковинное слово, словно не оставляя возможности Вадику что-то сказать. Я думал, что они выглядят гораздо моложе многих моих сверстников – желчных, эгоистичных, циничных… Как я, что ли? Нет, все-таки эти парни мне ближе – они мой шр… ну, словом, ближний круг. А Харитоша уже затянул нашу любимую песню про бродягу. Она позволяла пустить скупую мужскую слезу, что, кажется, всем было необходимо. Когда Харитоша допел и был выпит традиционный тост «За бродяг всех времен и народов», Андрюша вдруг спросил:

– Мика, зачем он тебе?

– По работе. В смысле, может, вместе работать будем.

– Этого парня Пимен прочит в кандидаты, – сказал Вадик. Я уставился на него взглядом, в котором читалось: «Эх ты, Брут, знал, а прикидывался!» Вадик пожал плечами:

– Пока ничего больше не знаю. А это знаю просто потому, что все связанное с Пименом, так или иначе, проходит через нас. Нарывается он в последнее время. Хотя слишком показательно, потому и кажется, что за этим что-то есть еще. Так что держи ушки на макушке, если нет возможности не вмешиваться. Хотя… нет у тебя этой возможности, ты ведь у Пимена главное брехло! Дед подскочил, но я рассмеялся:

– Классно! Все лучше, чем лузер или мудак.

– Не переживай, – похлопал меня по спине Стасик, – ты же понял, что не подпадаешь под эти категории, так что не бери в голову. В твои годы ее стоит забивать только развлечениями и женщинами. Кстати, надеюсь, в казино ты не играешь.

Перейти на страницу:

Все книги серии Ковчег (ИД Городец)

Наш принцип
Наш принцип

Сергей служит в Липецком ОМОНе. Наряду с другими подразделениями он отправляется в служебную командировку, в место ведения боевых действий — Чеченскую Республику. Вынося порой невозможное и теряя боевых товарищей, Сергей не лишается веры в незыблемые истины. Веры в свой принцип. Книга Александра Пономарева «Наш принцип» — не о войне, она — о человеке, который оказался там, где горит земля. О человеке, который навсегда останется человеком, несмотря ни на что. Настоящие, честные истории о солдатском и офицерском быте того времени. Эти истории заставляют смеяться и плакать, порой одновременно, проживать каждую служебную командировку, словно ты сам оказался там. Будто это ты едешь на броне БТРа или в кабине «Урала». Ты держишь круговую оборону. Но, как бы ни было тяжело и что бы ни случилось, главное — помнить одно: своих не бросают, это «Наш принцип».

Александр Анатольевич Пономарёв

Проза о войне / Книги о войне / Документальное
Ковчег-Питер
Ковчег-Питер

В сборник вошли произведения питерских авторов. В их прозе отчетливо чувствуется Санкт-Петербург. Набережные, заключенные в камень, холодные ветры, редкие солнечные дни, но такие, что, оказавшись однажды в Петергофе в погожий день, уже никогда не забудешь. Именно этот уникальный Питер проступает сквозь текст, даже когда речь идет о Литве, в случае с повестью Вадима Шамшурина «Переотражение». С нее и начинается «Ковчег Питер», герои произведений которого учатся, взрослеют, пытаются понять и принять себя и окружающий их мир. И если принятие себя – это только начало, то Пальчиков, герой одноименного произведения Анатолия Бузулукского, уже давно изучив себя вдоль и поперек, пробует принять мир таким, какой он есть.Пять авторов – пять повестей. И Питер не как место действия, а как единое пространство творческой мастерской. Стиль, интонация, взгляд у каждого автора свои. Но оставаясь верны каждый собственному пути, становятся невольными попутчиками, совпадая в векторе литературного творчества. Вадим Шамшурин представит своих героев из повести в рассказах «Переотражение», события в жизни которых совпадают до мелочей, словно они являются близнецами одной судьбы. Анна Смерчек расскажет о повести «Дважды два», в которой молодому человеку предстоит решить серьезные вопросы, взрослея и отделяя вымысел от реальности. Главный герой повести «Здравствуй, папа» Сергея Прудникова вдруг обнаруживает, что весь мир вокруг него распадается на осколки, прежние связующие нити рвутся, а отчуждённость во взаимодействии между людьми становится правилом.Александр Клочков в повести «Однажды взятый курс» показывает, как офицерское братство в современном мире отвоевывает место взаимоподержке, достоинству и чести. А Анатолий Бузулукский в повести «Пальчиков» вырисовывает своего героя в спокойном ритмечистом литературном стиле, чем-то неуловимо похожим на «Стоунера» американского писателя Джона Уильямса.

Александр Николаевич Клочков , Анатолий Бузулукский , Вадим Шамшурин , Коллектив авторов , Сергей Прудников

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Современная проза

Похожие книги